Пора по домам, ребята - [7]
— Ни души, — забеспокоился Травка.
— Разделимся на три группы, — скомандовал Родак. — Ты, Квятковский, пойдешь с кем-нибудь направо, к этим флигелям, Юлек — налево, через парк до самой ветряной мельницы. Возьмешь с собой Зелека. А я с Гожелей и Брауном осмотрю дворец. Если все будет в порядке, встретимся у главного входа.
— Ребята, вон там, в окне, как будто бы что-то мелькнуло.
Гожеля, ровесник Родака, показывал рукой на густо заросшую диким виноградом мансарду.
— Тебе показалось.
— Ей-богу, мелькнуло.
— Может, снайпер.
— Здесь не Берлин, да и война закончилась…
— Ребята, вот еще что. Кого бы вы ни встретили — живого, хромого, горбатого, немца, поляка, француза, все равно, ребенка или бабу…
— О, бабу не плохо бы, — не выдержал Зелек.
Раздался смех. Родак осуждающе взглянул на Зелека и продолжал:
— …так вот, как я сказал: живого, хромого, горбатого — забирайте с собой, а потом поговорим с ним. Ну, пошли!
Родак с Гожелей и Брауном под прикрытием старых деревьев приближались к дворцу. Бетонный подъезд. Колонны. Лестница. На первом этаже окна высокие, узкие. Над ним еще один этаж и верхний — с множеством башенок и внутренних галерей. Словом, необычное здание. По-прежнему ни души… Следов разрушений, по существу, нет, не считая большой воронки от бомбы посреди круглой клумбы. Парадная дверь. Родак взбегает по лестнице. Нажимает массивную дверную ручку. Дергает. Дверь не дрогнула.
— Надо поискать другой вход, — подсказывает Браун.
— А может, через окно? Или рвануть дверь гранатой? — теряет терпение неугомонный Гожеля.
Осматривают окна. Никого не видно. Длинный фасад здания. Другого входа с этой стороны нет. Может быть, сзади? Гожеля идет налево, Браун — направо. Родак отходит в тень огромного платана и снова всматривается в окна. И все же Гожеля, видимо, не ошибся. Закрытое еще минуту назад маленькое окошко на самом верху, на мансарде, слегка приоткрыто. Значит, кто-то все же есть в этом здании! Черт побери, только бы ребята были поосторожнее! Тех, что пошли в сторону парка и флигелей, не видно и не слышно… Раздался скрип. А может, это ему только показалось? Нет! Большая черная дверь медленно отворилась. Родак дернул затвор автомата, но, услышав голос Брауна, облегченно вздохнул.
— Товарищ старший сержант, заходите. Все в порядке. Она была закрыта изнутри на щеколду.
— Как же ты забрался?
— Через черный ход. Он тоже был закрыт. Мы уже хотели было разнести дверь вдребезги, но попробовали еще разок и вдруг смотрим — открыта.
— Кто-то открыл вам?
— Да нет, была открыта. Хотя Гожеля упорно твердил, что слышал какой-то шорох…
— Где он сейчас?
— Кто?
— Гожеля!
— Побежал наверх проверить.
— Он, пожалуй, был прав, я тоже видел, как приоткрылось окно на мансарде. По какой лестнице он поднялся?
— По винтовой, из главного холла. Ну и жили себе, а? Красота, как в костеле.
— Подожди здесь, Браун, может, ребята подойдут, а я посмотрю, где Гожеля…
Просторный холл. Обитые кожей кресла, диваны. Массивный круглый стол. Хрустальная люстра. На стенах — рога, какие-то старинные картины, портреты. «Как в костеле». Широкая деревянная лестница. С площадки второго этажа вглубь ведут два коридора. Лестница уходит выше, на мансарду. Где же Гожеля? Надо быть осторожным, чтобы не перестрелять друг друга. Лестница сужается. Скрипит под ногами. Распахнутая дверь. Родак прячется за дверной косяк. Внимательно прислушивается. Да, теперь он отчетливо слышит, как хлопает дверь, чьи-то шаги.
— Фелек, Гожеля, ты, что ли?
— Это ты, Сташек?
Родак выглядывает в коридор. По обеим сторонам — двери. У одной из них, распахнутой настежь, стоит Гожеля и подает знак рукой.
— Иди сюда, кое-что увидишь.
Маленькая комнатушка. Открытое окно. Разбросанная в беспорядке женская одежда. На небольшом столике — несколько кусков хлеба, пара картошек «в мундире».
— А ты говорил, что мне показалось. Я же хорошо видел, как приоткрылось окно. Да и дверь черного хода тоже кто-то открыл…
— Думаешь?
— Я отчетливо слышал шаги. Впрочем, в замке торчит ключ.
— Кто же это может быть?
— Наверное, баба.
— Похоже. Черт с ней, спускаемся вниз. Потом все тщательно обшарим.
Родак открыл окно, высунул голову наружу и неожиданно громко воскликнул:
— Фелек, море!
— Где? Боже мой, смотри, вон там, вдалеке, земля как бы встретилась с небом!
— Первый раз вижу столько воды!
— Я тоже. Я ведь из Люблинского воеводства.
— Подожди. И флигеля видны. Какие-то постройки, конюшни, овины. Минутку. Это, наверное, Зелек с Квятковским. Кого-то ведут.
— Ну да! Баб! Значит, здесь все же есть люди. Интересно, кто же это?
— Увидим. Я спускаюсь вниз, а ты осмотри пока, хотя бы бегло, мансарду.
— Ладно.
Квятковский с Зелеком в окружении женщин, которые что-то им объясняли, подходили ко дворцу. Сколько же их всего? Три, четыре, семь. Нет, восемь, еще одна, бабка, чуть поотстала. И старик. Зелек уже издалека ухмыляется.
— А что я говорил, товарищ старший сержант, что пригодилась бы какая-нибудь баба. И вот, пожалуйста, сколько красоток! На любой вкус и цвет.
— Откуда они? Кто такие?
— Говорят, были вывезены на работу в Германию…
Женщины не дали Квятковскому и рта раскрыть. Стараясь перекричать друг друга, объясняли кто по-польски, кто по-русски:
Збигнев Домино родился 21 декабря 1929 года в Кельнаровой. Прозаик, автор более десяти сборников рассказов, репортажей — «Блуждающие огни», «Золотая паутина», «Буковая поляна», «Кедровые орешки», «Пшеничноволосая», «Шторм», «Врата Небесного покоя», «Записки под Голубым Флагом». Проза Збигнева Домино переводилась на русский, украинский, белорусский, болгарский, словацкий, грузинский, казахский и французский языки. Далеким предвестником «Польской Сибириады» был рассказ «Кедровые орешки».
Автор книги — известный польский писатель. Он повествует о борьбе органов госбезопасности и Войска Польского с реакционным подпольем, о помощи трудящихся Польши в уничтожении банд и диверсантов, связанных с разведслужбами империалистических держав.Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.