Пора по домам, ребята - [28]

— Пошла!

— Тронулась!

Когда же это произошло? Никто и не заметил того неуловимого момента, когда лед по-настоящему тронулся. Ожила вся река!

— Ну так что, ребята, возвращаетесь в поселок или остаетесь на сплав?

Сташек взглянул на Ваню, тот на Сташека. И оба решительно кивнули головой:

— Остаемся, Ульяна.

В поселок их особенно не тянуло. У Сташека там никого не было. У Вани была бабушка, к которой он иногда забегал. А к зимовке они просто привыкли. Им хорошо было вместе. Когда была работа — работали. А потом бродили по весенней тайге, выискивали птичьи гнезда, ловили рыбу, охотились на тетеревов. А сплав на Пойме заключался в том, что с крутого берега спускали в реку заготовленные зимой бревна. Течение подхватывало их и уносило прямо в поселок, на базу.

Случались минуты, когда Сташеку казалось, что он жил здесь всегда. К примеру, когда они лежали с Ваней на какой-нибудь лесной поляне и объедались крупной и сладкой лесной земляникой, которую местные жители называли клубникой. А потом, как двое молодых жеребят, мчались к реке, раздеваясь на ходу, и с разбегу ныряли «рыбкой» в быстрое, как родник, чистое, пронизывающее до костей холодное течение. Такие моменты — когда они забывали об окружающем их мире — длились недолго. Они быстро приходили в себя, серьезнели, возвращались к действительности…

В один из дней Ваня отправился в поселок, на базу. Его не было дня три. Грустный Сташек до полудня делал то, что входило в его обязанности, а в остальное время, почти до позднего вечера, бродил по тайге или сидел на берегу реки. Там и вырвал его из задумчивости голос Вани, искавшего его.

— Здесь я! — отозвался Сташек.

— Бегу к тебе! — Ваня легко спрыгнул с откоса и большими прыжками помчался в его сторону. Подбежал, запыхавшийся, и сразу же накинулся на него с упреками: — Где ты, черт побери, пропадаешь, ищу тебя уже часа два!

— Корзину для рыб чинил. Должно быть, не такая уж маленькая щука попалась. Иди сюда. Покажу, какую она дыру прогрызла.

— Что там твоя щука! Вот я покажу тебе такое, что глаза у тебя на лоб полезут. А может, даже и запляшешь. — И Ваня сунул руку за пазуху. Сташек вздрогнул. Чуть ли не закричал:

— Письмо!

Ваня сразу стал серьезным, посмотрел с грустью на друга.

— Нет. К сожалению, браток, не письмо. Но думаю, что это известие тебя обрадует. И уж во всяком случае — заинтересует. На, читай. Вот здесь, на первой странице. — И он протянул Сташеку газету.

«Советское Правительство решило удовлетворить просьбу Союза польских патриотов в СССР о создании на территории Советского Союза польской дивизии им. Тадеуша Костюшко для совместной с Красной Армией борьбы против немецких захватчиков. Формирование польской дивизии уже началось…»

Сташек прочитал вначале это сообщение вслух, а потом еще раз и еще про себя. Слезы навернулись у него на глаза, сердце колотилось как бешеное.

— Ну что ты на это скажешь? — спросил Ваня.

— Попрошу Ульяну, чтобы она сейчас же отпустила меня на базу.

— Ну, хорошо. Ульяна, конечно, тебя отпустит. Только возьмут ли тебя? Молод еще, скажут, и все.

— Разве дело в этом. Что, они мне одолжение делают? Газет, что ли, не читают? На войне нужны и такие, как мы, не меньше, чем старики. Ведь теперь на фронт уйдут все поляки, а я что, один здесь останусь?

Они сидели на берегу и смотрели, как заходящее багровое солнце отражалось в быстром течении реки. Звенели комары. На противоположном, более низком берегу галдели, готовясь ко сну, водоплавающие птицы. Хотя ветра и не было, но отчетливо до них долетал шум тайги. Они сидели и молчали. Ваня бросил камень в реку. Послышался всплеск. Встал.

— Ты вот сказал, что они тебе одолжение не делают. Послушай, Сташек, а что, если мы оба… ну понимаешь?

— Удерем на фронт? — закончил Сташек мысль друга.

Да! Именно в тот вечер, на берегу Поймы Сташек и Ваня протянули друг другу руки и поклялись святым мальчишечьим словом, что если их не возьмут в армию добровольцами, то они — так или иначе, рано или поздно — сами проберутся на фронт.

…Поляки уходили на фронт! На этот раз — все. И молодые, и старые. Воткнули топоры в пни на лесных вырубках, остановили лесопилы. Побросали незаконченные постройки, не связали все плоты, не доделали печи для вытопки дегтя, оставили тракторы в совхозах, плуги на колхозных полях, запряженных лошадей. Из затерявшихся в бескрайней тайге поселений уходили на войну последние мужчины. Теперь уже здесь действительно остались одни женщины, старики и дети. Все легло на их плечи.

Как и следовало ожидать, Сташека в армию не взяли. Не помогли мольбы и уговоры. Капитан из райвоенкомата, с черной повязкой на глазу, который приехал записывать желающих вступить в Войско Польское, не поддался на уговоры:

— Не о чем нам говорить с тобой, парень. Ты еще слишком молод. Мы берем с восемнадцати лет. Закон есть закон. Говоришь, что пригодишься там? Эх, парень, парень! Мужчины нужны не только на фронте. И в тылу можно сделать много полезного для фронта. Без хлеба, без продовольствия солдат на фронте долго не провоюет. Дождись своих лет, вот тогда и поговорим. Откровенно говоря, я бы и тебе и себе пожелал, чтобы мне не пришлось призывать на войну таких, как ты. Бьем мы фрицев неплохо, а теперь и поляки вместе с нами, того и гляди война закончится. Не бойся, мы и без тебя отвоюем Польшу. А ты нам, сынок, здесь помогай. Это такое же важное дело, как и на фронте. Ну, давай руку и не сердись на меня. В армию я тебя действительно взять не могу. Даже добровольцем…