Тут Колян наконец пришел в себя. Он схватил со стола недопитый стакан чая и швырнул прямо в страшный нос. Попасть он не попал, но нос убрался.
— Ну вы, ребят, даете, — обижено сказали за окном, — я же к вам по-хорошему.
— Что, чаек не понравился? — издевательски протянул другой голос.
— Чаек? Где чаек? — наперебой заволновались невидимки.
Затем в окно, со скрипом и чпоканьем, протиснулось не меньше 10 носов сразу, один краше другого — в бородавках, кривые и мясистые. Самый длинный — сантиметров 25. Носы шевелились в разнобой, явно принюхиваясь.
— Да, да, чаем пахнет! — взволновано сказал обладатель самого красного носа, удальски загнутого вверх.
Колян уж потянулся было за следующим стаканом, но вдруг раздался звук, будто хлестнули плеткой, и писклявый голосок приказал:
— А ну на место, твари! Расшалились! А ну я вас!
Носы сразу убрались, будто их и не было.
Марья Сергеевна быстро наклонилась к окну и захлопнула его. Было видно, что она готова в любой момент отпрянуть.
— Ой, а что это там? — спросила она.
Оленька тоже выглянула.
— Дерево!
И правда, на горизонте показалась огромная башня, верхушка которой терялась в вышине. Приглядевшись, можно было заметить, что у башни есть ветки, тоже толстые и огромные, но почти не видимые в тумане.
Поезд плавно заворачивал прямо в сторону небывалого дерева, успокаивающе стуча колесами. Затем к этому звуку добавилось тихое посвистывание и завывание, будто ветер гудел вдалеке. А затем послышались хриплые возбужденные голоса откуда-то сверху.
— Это не носатые опять? — спросила Марья Сергеевна.
Это были не они. Высоко в небе, по направлению к поезду, неслась тяжелая серая туча. Временами она как будто распадалась на отдельные фигуры, а может, это из облаков выглядывали те, кто несся вместе с ней. Туча передвигалась необыкновенно быстро. Скоро она уже вилась сбоку от поезда, снижаясь и рассыпаясь на вереницы всадников с копьями, мечами и луками. Их предводитель скакал на восьминогом огромном коне, а сбоку от него неслась колесница, запряженная двумя козлами. Человек в колеснице достал какой-то топор или молот или что-то такое, и ударил гром.
— Мамочка, что делается! — Серафим Эдуардович аж открыл рот от удивления. Его челюсть возбужденно подрагивала. — Это ж Дикая Охота! Мне про нее дочка рассказывала! Однажды ее муж… впрочем, не важно!
— Что? — попутчики его явно не знали, о чем идет речь.
— Ну, Вотан… бабы голые — валькирии, Тор этот, который с молотом на змея охотился… — старик ткнул пальцем в сторону колесницы.
Тор, будто решив наглядно показать, о чем рассказывал Серафим Эдуардович, размахнулся, и молот с ослепительной вспышкой полетел в поезд. Поезд зашипел и изогнулся. Их вагон потянуло куда-то вверх и вбок, так что вещи и люди попадали на пол. Что в точности произошло потом, никто не понял. Кажется, поезд то ли сам взлетел, то ли был утянут молотом вверх, в вышину. Затем за окном все стало серо, и только изредка по стеклу шлепали то рука, то голая женская нога. Когда в окно попытались упереться сразу три лошадиных копыта, стекло со звоном разбилось. Брызнула кровь.
— Вернуть их, куда положено! — громко приказал чей-то голос.
Дальше все происходило так быстро, что никто даже не испугался толком, когда поезд вспомнил о силе притяжения и с жутким свистом рухнул обратно.
Падал он окном вниз. Первой вывалилась наружу Оленька, за нее удалось схватиться Серафиму Эдуардовичу. Колян и Марья Сергеевна летели чуть поодаль. Марья Сергеевна планировала ощутимо медленнее всех. Падали они долго. Оленька даже успела пару раз перекувырнуться и увидеть, как в вышине, блестя чешуей, бьется в судорогах раненный поезд, и как дикая охота с гиканьем и свистом уносится прочь.
Слева в тумане чернело бесконечно высокое дерево.
Они падали как раз к его корням, на изумрудно зеленые холмы, рядом с какими-то постройками. Вместо того, чтобы разбиться в лепешку, они приземлились плавно, как во сне. Оказалось, что рядом с ними стоит человек в сером, а в руке у него тыква-фонарь, с прорезанными глазами и ухмылкой.
— Проходите, а то не успеете! — строго сказал человек, поднимая фонарь. — Через час граница закроется.
Затем тип в сером развернулся и растаял в ночи, а фонарь так и остался висеть в воздухе. В его тусклом свете было видно, что впереди высокий забор из кольев, на которые вперемежку были наколоты такие же тыквы с горящими свечами и отрубленные человеческие головы. Дубовые ворота были заперты на засов, но рядом оказалась приоткрытая калитка.
Никто не мог сообразить, что делать дальше, поэтому, когда фонарь поплыл по воздуху к калитке, люди покорно двинулись следом.
— У меня кровь, мне руку стеклом отрезало! — беспомощно проговорил Колян.
И правда, только сейчас все заметили, что правой руки у парня не было. Из обрывков рукава капала кровь.
— Тебе больно? — участливо захлопотала Марья Сергеевна. — Надо ж перевязку сделать!
— Нет, нет, спасибо, — Колян говорил ровно, как зомби. Да и похож он сейчас был на зомби — такой же бледный, до синевы, и в окровавленных обрывках кожаной куртки. — Я себя хорошо чувствую. Просто хотел сказать, чтобы вы потом не удивлялись.
