ПОПизм. Уорхоловские 60-е - [20]
Он сказал:
– В смысле, где я? Ты знаешь – ты же мне звонишь!
И тогда я сказал:
– У нас камеры готовы, и пятеро парней тут – все готово.
Он поразился:
– Ты рехнулся? Я думал, ты пошутил. Я никогда на такое не пойду!
Мы обошлись симпатичным пареньком, в тот день ошивавшимся у «Фабрики», а годы спустя я увидел его в фильме Клинта Иствуда.
Осенью 1963-го я стал все больше ходить с Джерардом на поэтические вечера. Стоило мне услышать, что где-то происходит нечто творческое, как я туда обязательно отправлялся. Вечером в понедельник мы ходили на поэтические чтения Пола Блэкберна в кафе «Ле Метро» на Второй авеню между 9-й и 10-й улицами, каждый поэт там читал по пять-десять минут. По средам там были выступления соло. Поэты поднимались и читали стихи о своей жизни по стопочке бумаг, лежавшей перед ними. Я всегда поражался людям, которые умели складывать слова на бумаге, и любил послушать, как по-новому выражают старые мысли, а по-старому – новые.
Практически все массовые мероприятия в 60-х постепенно стали называться хеппенингами – даже у The Supremes такая песня вышла. Придумали хеппенинги художники, но модельер Тайгер Морс добавила в них поп-культуры и убавила искусства, назвав хеппенингами шикарные сумасшедшие вечеринки и показы мод в плавательных бассейнах.
Думаю, на свой первый хеппенинг в церкви Джадсона[18] я попал благодаря Раушенбергу – он там делал свет, мне хотелось посмотреть. Я созвонился с Дэвидом Бурдоном и позвал его с собой на замечательное выступление Ивонн Райнер, в «Ландшафте», – как он потом сказал, лучший танец, что он когда-либо видел.
После одного такого концерта в церкви мы с Дэвидом пошли на еще более похожую на хеппенинг вечеринку у Класа Олденбурга на 2-й Восточной улице. Был приятный воскресный полдень, и все поднялись на крышу – Розенквист, Рут Клигман, Рэй Джонсон, целая куча народа. Тогда Клас стал немного агрессивным, там, на крыше, и было страшновато, потому что он такой огромный, а ограждений там не было, и люди напились и давай пихаться. Клас схватил ножницы, отрезал карман от рубашки Розенквиста, зажал между лезвиями и, потрясая карманом перед нами, сказал:
– Вот сердце Розенквиста.
А потом он подошел к краю крыши и разжал ножницы. Лоскуток выскользнул, и мы наблюдали за его полетом вниз.
Еще работая в пожарной студии и захаживая с Джерардом, Чарльзом Генри Фордом и другими в церковь Джадсона на танцевальные перфомансы, я впервые увидел «Компанию экспериментального танца» Джеймса Уоринга с их оригинальными андеграундными, малобюджетными балетами.
Джимми сам делал все костюмы из бус и перьев, просто прикладывая одно к другому, как получалось. Он жил на Томпкинс-сквер в Ист-Сайде, где все еще можно было снимать целый этаж долларов за тридцать-сорок в месяц. Я жил в том районе, когда только приехал в Нью-Йорк, на Эй-авеню и площади Святого Марка. Даже совсем немного работая, можно было позволить себе там квартироваться. Вплоть до лета 1967-го, когда начались наркотики, Ист-Виллидж был, в некотором роде, очень спокойным местечком, где было полно иммигрантов из Европы, художников, черных джазменов, пуэрториканцев – все только и делали что шатались вокруг да около. Там творческие люди с работой не суетились и энергичностью не отличались, рады были просто болтаться по улицам, глазея на все подряд, всем наслаждаясь – зданиями Ратнера, клубом «Джем спа», польскими ресторанами, барахолками, галантереями, – а потом спешили домой записать в дневнике, чем их порадовал день, или поставить какой-нибудь танец, который им навеяло. Говорили, Ист-Виллидж – спальня Вест-Виллидж, в Весте действуют, а в Исте отдыхают.
В начале 60-х танцевальные выступления в церкви Джадсона переросли в полноценный балетный театр. Они могли целый спектакль на 50 долларов поставить – реквизит собрать по друзьям, на Орчард-стрит подобрать материалы для костюмов. Так же было и со ставившимися в кафе «Ла Мама» или «Чино» пьесами, в которых, покинув столики, принимали участие и многие танцоры «Джадсона».
В таких местах все было низкобюджетным, если бюджет вообще имелся. Вряд ли Джо Чино хоть раз больше 50 долларов заработал. В конце месяца он пускал шляпу по кругу, чтобы собрать на аренду, но ему так жить нравилось. Приятный был такой, волосатый коротышка, постоянно воевавший со своей макаронной полнотой диетическими таблетками.
Около церкви Джадсона я наткнулся на знакомого, Стэнли Эймоса. (У нас был общий друг, преподававший историю искусств полисменам в Сити-колледже, чтобы, если у кого украдут серебро эпохи королей Георгов, они могли его опознать. Этот друг загремел за что-то вроде «содомии в сауне» и работы своей лишился. Об этом случае все газеты написали, и подозреваю, что им навеяны сразу несколько популярных впоследствии пьес.) Стэнли приехал из Лондона, где он издавал литературный журнал Nimbus. В Нью-Йорке он теперь работал арт-критиком в итальянской газете. Мы были в одной команде во вторничных обходах галерей и вечеринок. На 57-й улице брали передышку и шли в кафе «Уинслоу» на 55-й, чтобы ненадолго отделаться от толпы. Потом мы возвращались на маршрут, а потом были ужины и выпивка с теми, кто повстречался по дороге. Когда я увидел Стэнли впервые, он пытался найти финансирование для собственной галереи, и, казалось, все у него было на мази, но тут его состоятельный спонсор из семьи мичиганских туалетных боссов умер и Стэнли пришлось переехать в квартиру на 3-й улице за углом от церкви Джадсона. Центральную часть этажа, на котором он поселился, занимала мастерская Тома О’Хоргана. Том тогда был музыковедом, что ли (позже он поставил «Волосы»), интересовался древними музыкальными инструментами и сам многие реконструировал. (Два года спустя
Энди Уорхол вел эти дневники с ноября 1976 до февраля 1987 года вплоть до последней недели своей жизни, когда по неизвестным причинам он скончался в Нью-Йоркской больнице после операции. На протяжении десяти лет Уорхол делился впечатлениями о светских вечеринках и ночных походах в «Студию 54», поездках в Лондон, Париж и Лос-Анджелес, а также сообщал Дневнику обо всех своих расходах за день, начиная с оплаты такси и заканчивая стоимостью звонка из уличного телефона-автомата.Рассказанные в неповторимой манере культового художника истории о встречах с Труменом Капоте, Лайзой Минелли, Миком Джаггером, The Velvet Underground, Жан-Мишелем Баския, Джимом Моррисоном, Мохаммедом Али, Йоко Оно, записанные и отобранные Пэт Хэкетт, превращают эти дневники в одну из самых гламурных, остроумных и откровенных книг ХХ века.
Книга самого известного американского художника-авангардиста, суперзвезды андеграунда 60-70х годов, в которой он размышляет о себе, своем искусстве, о простых и сложных жизненных проблемах, о людях и вещах, окружавших его.
В настоящей книге собрано более тридцати интервью Энди Уорхола (1928–1987), разделенных по трем периодам: 60-е, 70-е, 80-е. Изобретательность Уорхола в интервью обычно оставалась в рамках формата «вопрос-ответ», но намекала, что это лишь формат, и давала интервьюеру право его разрушить. Своими вроде бы банальными ответами художник создавал простор для творческих способностей интервьюера, поощряя их еще больше, когда менялся с интервьюером местами или как-то иначе размывал роли интервьюера и интервьюируемого. Можно ли считать эти интервью искусством? Если рассмотреть их в широком контексте, на фоне всего корпуса творчества Энди Уорхола во всех техниках и видах искусства, то, по мнению составителей этого сборника, придется ответить: «Можно».
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.