Попасть в отбор, украсть проклятье - [55]

— Интересное чтение было? — он кивнул на папку. А ведь я думала, что каратель не заметит. У-у-у, глазастый какой: всё у него под контролем. А сам контроль — под надзором, за надзором установлено круглосуточное наблюдение, а за последним — пригляд.

— Познавательное, — нашлась я и, уязвленная тем, что меня уличили, добавила: — Тебе понравится. Особенно у автора хорошо получились фабула, экспозиция и эпилог… Детективная линия так вообще десять из десяти. Так что советую.

— То же самое и тем же тоном мне братья говорили в семь лет и об имперском уголовном кодексе. Но даже тогда я не купился, — хмыкнул ворон. — Так что, злюка, этот укол мимо.

— Только лишь злюка? — фыркнула я. — Я тут, понимаете ли, стараюсь, черню свою репутацию, чтобы оная была достойна некромантки, а он только лишь — «злюка». А как же иные мои прекрасные черты характера, такие как цинизм, упрямство, кощунственность и дьявольское очарование?

— И скромность, — в тон мне добавил Ар.

— Да, и она тоже. Причем в двойном размере, — согласилась я и… скромно прихватила стопку чистых листов у ворона.

А что? Пока он читает отчеты допросов, я успею настрочить пару писем «с того света». Поставлю даты из будущего, и пусть их отправят от моего имени родным.

С содержимым синенькой папочки ворон ознакомился не в пример быстрее меня, написавшей лишь одно коротенькое письмо домашним.

— Так, с покушением все ясно, — откладывая сыскные листы и беря кристалл связи, произнес ворон. — А теперь — в лазарет, к офицеру Торосу Бруму, нашему второму подозреваемому.

Распоряжения по переговорному амулету он отдавал уже на ходу. А я следовала за вороном по коридорам отдела тенью. Кровожадной, жаждущей мести тенью.

Вот только когда мы очутились в лазарете карателей, я поняла, что с вендеттой слегка подзапоздала. И не важно, был ли этот самый Торос Брум виновен или нет, но кара таки его настигла. Причем в лице того, кто должен жизни вроде как спасать, а не наоборот.

А все дело в том, что местный лекарь куда больше был похож на некроманта, чем на целителя. Во всяком случае, ко мне, мертвой, он тут же проявил больший интерес, чем к своему живому пациенту, замотанному в бинты так, что создавалось ощущение: он скорее одет в них, чем ими перевязан.

М-да, статься, с таким отношением штатного мага жизни к своей профессии карателям стоит опасаться того, как бы не угодить за Грань при непосредственном участии этого самого лекаря.

— Какой интересный экземплярчик умертвия… — обходя меня по кругу и сложив ладони шалашиком так, что пальцы касались друг друга лишь кончиками, заинтересованно протянул этот остроносый тип в зеленой хламиде. — Потоков сил почти нет, жизненные структуры нарушены, но тем не менее…

Целитель бубнил, кажется, совершенно позабыв и о вороне, и о том, что у него в палате вроде как раненый. И неважно, что последнему помощь уже оказана. По недовольной косматой роже пациента видно, что оказана. Но он же раненый. И живой. А я — уже слегка нет. И мне внимание целителя — что покойнику врачевание язвы на серных источниках: уже без надобности.

— Господин Верховный каратель, не сочтите за наглость, но можно просьбу? — и не дожидаясь ответа ворона, зеленохламидный добавил: — Как вы с ней закончите, можно мне ее в прозекторскую? Я бы исследо…

— Нет! — обрубил ворон, так что я даже вздрогнула. Словно речь шла не обо мне, скромной зомби, а минимум об императорском венце.

Лишь потом, глядя на искренне опечаленное лицо целителя, я с запозданием поняла: и угораздило же меня нарваться на лекаря, для которого болезнь была вызовом. Причем не только и не столько вызовом в плане излечения, сколько изучения. И чем недуг был заковыристее, сложнее, как ребус, — тем для него интереснее.

Я же и вовсе могла показаться для этого лекаря головоломкой.

— Магистр Ломирус, пожалуйста, покиньте палату, — меж тем отчеканил ворон, сверкнув глазами.

— Какая большая жалость, — вздохнул остроносый. — Скажите хоть, ради любопытства, сколько магических единиц ушло на такую филигранную работу: не просто поднять, но и максимально восстановить токи силы? А как они реагируют на вливание? А насколько быстрый идет распад?

— Я неясно выразился? — Всего одна фраза Ара, но даже мне показалось: в палате наступила зима. При том, что за окном кружила в вальсе опадающих кленовых листьев золотая осень.

— Всё-всё, исчез… — подняв руки, словно сдаваясь, произнес целитель и удалился.

А я наконец смогла как следует разглядеть второго подозреваемого. Страж, дежуривший в это утро у дверей камеры сбежавшей стенографистки, был высок, грузен и волосат. И на лекарской кушетке смотрелся столь же органично, как кринолин на буйволе.

Сразу становилось понятно: будь его воля, он бы, как всякий уважающий себя истинный мужчина, отсюда удрал. Прям сразу. С бинтами и в одних портках. Но приказ есть приказ, и суровый каратель оному подчиняется. Всегда. Везде. И даже готов мужественно глотать противные несладкие эликсиры вместо завтрака, обеда и ужина, если начальство велит.

Начальство же пока, наоборот, молчало и испытующе смотрело на пострадавшего. Наконец, когда секундная пауза, обычно являющаяся передышкой в беседе, начала плавно перерастать в полноценный отпуск, ворон каркн… заговорил: