Попаданец в юбке. Из инструкторов аэроклуба в лётчики-истребители Великой Отечественной войны - [18]

Немецкая цепь быстро приближалась. Танки, не снижая скорости, шли напролом. За ними, чуть ли не вскачь, утопая в глубоком снегу, бежали пехотинцы. Сплошная все сметающая на своем пути лавина из свинца и стали. От вида всего происходящего Машу начало трясти. Только бы мины сработали, только бы взорвались, – вертелась в голове мысль.

Вспышка, взрыв, огненный смерч пронесся по полю, в одно мгновение превратив все пространство перед деревней в океан пламени. А когда его волны опали и дым рассеялся, взору Маши предстала поистине апокалиптическая картина. Танки стояли, как вкопанные, а рядом с ними на почерневшем и оплавленном снегу, валялись обугленные трупы немецких пехотинцев. Фугасы сработали, как надо, уничтожив основную массу наступающей пехоты и сбив темп атаки. Бой был фактически выигран. Немногие оставшиеся в живых немцы в панике бросились назад к лесу. За ними, дав задний ход, последовали и танки, обрушив при этом на деревню целый град снарядов. Пытаясь тем самым, подавить огневые точки десантников и прикрыть отступление своей пехоты.

Не уйдете, не уйдете, — думала Маша выцеливая бегущих. Все здесь ляжете. Вдруг недалеко от их с Василием позиции, взорвался танковый снаряд. Почти сразу еще один, ближе.

— Машка, он нас засек, уходим, — крикнул Василий и дернул ее за рукав.

— Да, я сейчас, только…

Рядом раздался страшный грохот. Спину и правый бок обожгло огнем и Маша потеряла сознание.

Глава 6

Ой, где это я? И почему так больно? — Маша открыла глаза и огляделась. Комната с белыми стенами и потолком, в углу которой ее кровать, отгороженная занавеской из простыни. Сильный запах лекарств. Все ясно – госпиталь. Ну да, конечно, где же ей еще быть. В памяти мгновенно пронеслись события предыдущего дня. Бой за деревню, танковый обстрел, страшный грохот рядом и острая боль в правом боку. Дальше – темнота. Значит у меня осколочное ранение. А насколько серьезно? — Маша прислушалась к ощущениям тела. Руки, ноги – нормально. Хотя нет, слегка болит правое плечо. Но это еще ничего, терпимо. А вот спина и особенно правый бок – о-е-ёй, ой как больно. Ощущение такое, как будто бы по ним водят раскаленным утюгом. И повязка такая тугая, что даже дышать трудно и еще очень пить хочется. Все горло пересохло. Маша попыталась позвать медсестру, но только закашлялась и застонала. Язык ее почти не слушался. Ну, совсем хорошо, ко всему прочему еще и голос пропал. И что теперь делать? Ведь из-за занавески, которую непонятно зачем повесили ее – никто не видит. Хотя нет, зачем здесь занавеска вполне понятно. Палата эта, наверняка, мужская, вот ее и отгородили. Женщин-то на войне немного. Кто же для них в госпитале отдельные палаты держать будет. А так, вроде как бы отдельно. Что же, и на том спасибо. Вот только сейчас это больше в минус, чем в плюс, если она позвать никого не может.

Ладно, попробую по-другому, — решила Маша и высвободив руку из-под одеяла попыталась дотянуться до висящей в полуметре от кровати простыни. Но тут рядом раздались шаги, занавеска приподнялась и к ее постели подошла женщина в белом халате.

— Пить, — еле шевеля губами, прошептала Маша.

— Да, да, сейчас, голубушка, вот водичка.

Женщина поднесла к губам Маши небольшой эмалированный чайник.

Ой, какая вода вкусная. Маша пила и пила, с каждым глотком ощущая, как уходит жажда. Выпила почти весь чайник и только тогда почувствовала, что пить больше не хочет.

— Ну, вот и хорошо, — улыбнулась медсестра. — А теперь давай, Машенька, кашки покушаешь. Тебе силы восстанавливать надо. Да, кстати, меня Клавдия Михайловна зовут, или просто тетя Клава. Ну что, будешь кушать. Вот смотри, какая кашка вкусная, горячая, — от стоящей рядом на деревянной табуретке тарелки с манной кашей пахло очень вкусно, а чувство жажды вдруг сменило дикое чувство голода.

— Буду, — утвердительно кивнула головой Маша и попыталась принять более удобное положение для еды. Но тут же сморщилась от острой боли в правом боку.

— Э, нет, милая, рано тебе еще самой кушать, — остановила ее медсестра, — и шевелиться, тоже особенно не стоит. А то раны открыться могут.

— А меня серьезно ранили, тетя Клава? — с опаской спросила Маша.

— Да нет, не очень, — снова улыбнулась медсестра. — Но полежать недельку-другую все-таки придется. Как-никак три осколка вынули и два шва на правый бок наложить пришлось. Так что, сама понимаешь. Крови к тому же ты много потеряла, потому и без сознания так долго была. Вон товарищ твой, Вася за это время извелся весь, думал, что умрешь. Кровь тебе свою дать хотел, да какой же он донор, если сам раненый.

Живой Васька, живой. У Маши отлегло от сердца.

— А он как, тетя Клава?

— Да нормально, ходит уже, — отмахнулась медсестра. — Руку ему зацепило, да контузило слегка. Не думай ты об этом, ешь, давай, а то каша остынет.

Съев тарелку каши, Маша почувствовала себя на верху блаженства. Ну, разумеется, в той мере, в которой это вообще могло быть в сложившейся ситуации. И действительно, все оказалось совсем неплохо. Ранило ее не особенно тяжело. С Васькой тоже все в порядке. Кормят вроде нормально. Чего еще желать. Правда, бок здорово болит. Но это уже как говорится, издержки профессии. В конце концов, сама напросилась еще тогда, в июле месяце, когда на фронт воевать пошла. А не в тыл шинели шить. Так что терпи, Ворона, терпи, сказала себе Маша. Но тут вдруг вспомнила, что еще не узнала, где их госпиталь находится и какое сегодня число. Она спросила об этом Клавдию Михайловну.