Попаданец в себя, 1970 год - [20]

Бережно придерживая сумку за дно, я поймал такси и дома, тщательно запершись в кабинете, открыл её. И захохотал.

Все мои предосторожности оказались ни к чему – в сумке лежал ржавые металлические детали, завернутые в кожу.

Конечно, я мог поднять знакомых ребят из МУРа и дед сегодня же лежал бы у моих ног. Но на фоне обеих неприятностей этот мухлеж показался такой мелочью, что я бросил ржавье в мусорное ведро и налил себе коньяк.

Но даже коньк выпить в спокойной обстановке не удалось. Явилась её величество Галина Леонидовна и заявила с порога:

– Коли ты не возражаешь против развода, давай делить имущество. Мне нужна машина и квартиру надо разменять, остальное можешь оставить себе…

И смотрит вопросительно, гадина, такую невинную боярышню строит. Боже, как мне надоела эта Москва, переполненная интригами и завистью. Впрочем, никто не тянул меня за уши в эту гнойную элиту, сам влез. Впору крикнуть: карету мне, карету. А почему бы и не крикнуть, что я тут забыл, когда есть Питер – ныне Ленинград.

– Ну что ты, Галя, – сказал я спокойно, – я все равно уезжаю, так что приведи нотариуса и я все тебе оставлю. Во имя нашей прошлой любви!

Говорю, а сам внутри себя хохочу. Ну чем, скажите, можно уязвить дважды живущего с сознанием старика в молодом теле. Человека, знающего, как будет умирать эта женщина в провинциальной психушке после очередного приступа алкоголизма…

– И развод возьми на себя, а я все подпишу и поеду.

– Прости, прости, – подбежала Галина, осыпая мое лицо мелкими поцелуями, – ты так меня любишь, прости! Я никогда тебя не забуду.

А я был рад. Рад потому, что ощутил в своем старом сознании прежнюю бесшабашность себя молодого, легкого на подъем и ни в коей мере не привязанного к материальным ценностям.

Сборы заняли неделю. Никак меня из МУРа не хотел отпускать начальник. Но канцелярия Брежнева не возражала, так что я через неделю, раздав из своего имущества некоторые памятные подарки соседям, с которыми подружился, отбыл в Ленинград. Первого июня я сошел со скоростного поезда и носильщик, погрузив на тележку два моих чемодана довез до блатной стоянки такси, где погрузил их в багажник «волги».

– В Англетер, – сказал я, усаживаясь на заднее сидение (по-европейски, в этом времени начальство предпочитало рядом с шофером), – в смысле – Ленинградскую…

– А вы знаете, – повернулся водитель, – что названия этой гостиницы неоднократно менялись: поначалу Шмидт-Англия (по фамилии владелицы Терезы Шмидт), затем – просто «Англия», с 1911 по 1919 – «Англетер», с 1919 по 1925 – «Интернационал», с 1925 по 1948 – «Англетер», с 1948 – «Ленинградская».

– Узнаю культурную столицу, – усмехнулся я, – я даже знаю, что до 1924 года в этом здании размещалась английская миссия. От этого «Ленинградская», не станет лучше своих, очень натянутых четырех звезд. Знаете, поехали в Асторию, что-то коньячка с кофе захотелось. Бар Щель еще работает?

– Вас в «Асторию» не примут – это же интурист.

– Ничего, авось примут, – сказал я, доставая паспорт с вложенной туда фотографией, где мы с Леонидом Ильичем и Галиной Брежневыми обнимаемся за праздничным столом.

…В Питере семидесятых лет было полно заветных местечек, куда вроде и нельзя обычным людям, но можно. И люди шли, переплачивая, лишь бы прикоснуться к «западному» обслуживанию и к «западной» культуре. И все тут имело свое сленговое обозначение, не только поребрики или Васька (Васильевский остров). Например трамвай Трамвай ЛМ-57, который делали на ленинградском трамвайно-троллейбусном ремонтном заводе, имел народное прозвище «стиляга». Ну а интуристовский бар с кофеем по-западному молодые прозвали «Щель».

В начале 1970–х годов средняя зарплата в СССР – 126 рублей в месяц. А цены в ресторанах практически не растут с 1950–х. Порция зернистой черной икры в одном из самых фешенебельных ленинградских ресторанов – при гостинице «Астория» – стоила 1 рубль 70 копеек, паюсная не дотягивала до рубля, жюльен из курицы – 60 копеек, самое дорогое горячее блюдо цыпленок табака – 2 рубля 75 копеек. Отбивные бараньи котлетки на косточке стоили огромные деньги – больше рубля. Но уж если ты приходил с дамой в ресторан, то она твердо знала: ты успешный человек. Цена среднего счета для компании из трех человек – 6 рублей. В результате обычный ленинградский инженер и даже студент могли позволить себе небольшой ресторанный загул.

Глава 16

Всегда меня удивляла реакция нынешних людей на это фото с Брежневым. В мое время в двухтысячных посмеялись бы, сочтя фотошопом. Как все же меняет сознание человека технический прогресс. А я ведь и сейчас при помощи увеличителя и монтажа могу состряпать подобный фотошоп. Ну да ладно. Номер в Интуристовском крыле я выбил, три двадцать в сутки за полулюкс – офигеть не встать!

Во время Великой Отечественной войны, в 1941 году, в Астории был госпиталь, а затем открылся стационар, где в блокаду лечились оставшиеся в городе жители – стационар специализировался на оставшихся в городе представителях творческих профессий – писатели, художники, скульпторы и музыканты находились в нём на лечении. По воспоминаниям Эмиля Кио (ну никуда мне от него не спрятаться), после войны на некоторое время в здании поселили деятелей искусств, и каждой семье под огород выделили по участку в сквере на Исаакиевской площади.