Понедельник — пятница - [81]
Им пришлось еще долго идти по слабо освещенным улицам курортного городка, безлюдным в этот поздний час и таким тихим, что Храмцов невольно оглянулся. Ни машин, ни людей, только где-то далеко, совсем по-деревенски, лениво и скучающе тявкала собака. Ленька рассмеялся, и Храмцов взглянул на него.
— Чего это тебя разобрало?
— Так. Тут майор Субботин при нас какие-то листовки на иностранце нашел. Вот я и подумал; кругом тихо, спокойно, а какая-то дворняжка все-таки лает себе по привычке.
Дежурным врачом оказалась маленькая, симпатичная женщина, и Храмцов, сам поражаясь тому, как это лихо у него получается, начал врать напропалую, что ему завтра в рейс и он не увидит своего друга полгода: знаете, южные моря, Сидней, потом Токио, оттуда в Калькутту — быстро не выберешься. У него было такое чувство, как в детстве, когда приходилось объяснять учительнице причину прогула и врать вот так же: обвалилась лестница, зашибло соседку… На этот раз все было красивее: Сидней, Токио, Калькутта — и симпатичная врачиха быстро сдалась.
Храмцов и Ленька ждали в вестибюле. Когда появился Ткачев и как-то неловко, неуклюже заспешил, почти побежал к ним, у Храмцова перехватило горло. Еще издали он увидел бледное, страшно худое лицо Ткачева, вытянувшийся, заострившийся нос, по-стариковски бледные губы. Он шагнул навстречу, как бы сокращая расстояние, которое тот должен был пробежать, и Ткачев с ходу уткнулся в него. Они стояли посреди вестибюля обнявшись, и Ткачев бормотал что-то вроде: «Ну вот, наконец-то…» А потом отстранился и, поправляя очки, сказал нарочито недовольным голосом:
— Я свои камни вынул, теперь вынимай свои из-за пазухи.
Он все поправлял очки, а потом достал платок и сделал вид, что сморкается, но Храмцов видел, что он норовит залезть платком под очки.
— Ну, будет тебе, — сказал он Ткачеву, отворачиваясь так же, как несколько дней назад, когда к нему пришел Володя-маленький. «Постарели мы оба, что ли?» — подумалось ему. Раньше-то ведь ничего подобного ни с ним, ни с Ткачевым не было. Или в таком сентиментальном настроении виновата паршивая ноябрьская погода?..
5
глава
ПЯТНИЦА
Ветер поднялся утром, и сразу похолодало. По Неве в залив выносило остатки майского ладожского льда — серого, оплавленного солнцем.
Выйдя из дома, Ткачев сразу подумал, что из-за погоды погрузка «Джульетты» замедлится. В сильные ветры работа на портовых кранах строго запрещена, а судовые механизмы «Джульетты» не могут заменить их. Это хорошо. Выигрывается какое-то время.
Он шел к себе на ОКПП и досадливо морщился: времени в обрез, а еще надо проводить занятия с солдатами и сержантами, особенно последнего призыва. Есть такие, которые робеют перед иностранцами. Несколько раз он замечал, что допускается неточность при проверке документов. Пора начинать и тренировки на внимательность, а время поджимает отчаянно — летняя навигация…
Его обогнала и притормозила черная «Волга». Полковник открыл дверцу и помахал рукой — давайте сюда!
Ткачев сел сзади и не выдержал:
— Изменяете своему правилу, товарищ полковник.
— То есть?
— Оперативные по вашему приезду часы проверяли. А сейчас едете на полчаса раньше.
— А-а, да… Приедем — и сразу ко мне, Василий Николаевич.
— Слушаюсь.
Когда Ткачев вошел в кабинет начальника ОКПП, тот уже снял и повесил плащ и причесывал сбившиеся под фуражкой рыжеватые волосы. Всегда спокойный, сейчас полковник был оживлен, пошутил, что вчера Субботин побил свой рекорд — три плотвы за час (не перевелась еще рыбка в портовой акватории!), — и пригласил сесть.
— На дворе-то ветерок, кажется, Василий Николаевич?
— Штормовой.
— А что на вашу «Джульетту» грузят?
— Тракторы, товарищ полковник.
— Погрузка замедлится, стало быть… — Ткачев улыбнулся, и полковник заметил эту улыбку. — Что, Василий Николаевич, думаем одинаково?
— Одинаково, товарищ полковник.
Начальник ОКПП пододвинул и раскрыл большую папку.
Он не спешил. Все уже привыкли к тому, что даже тогда, когда нужно было спешить, полковник был спокоен и нетороплив. Так и сейчас. «А ведь у него что-то есть, — подумал Ткачев. — Не хотел говорить там, в машине, при шофере».
— Давайте повторим, Василий Николаевич, — сказал полковник. — В Инфлоте мне могли дать справку только о капитане «Джульетты» — старый мореман. А вот о помощнике…
Он замолчал, и Ткачев мысленно поторопил его: что за манера обрывать самого себя? Как в журнале, где печатается детектив: «Продолжение в следующем номере», — и как раз на самом интересном месте.
— Очень меня заинтересовал помощник, и пошел я к нашим коллегам в Управление КГБ… Понимаете, Василий Николаевич, о чем я подумал? Кому выгодно сейчас мутить воду? Мир изменился. Отношения с западными немцами и американцами становятся сносными. Кому-то там, на Западе, это не по нутру. Кому?
— Ну, товарищ полковник, наверно, многим, — сказал Ткачев. — Тем же русским из НТС.
— А еще? — чуть заметно улыбнулся полковник. — Если учесть, что мне назвали фамилию вашего подопечного… Его фамилия Мяги.
— Эстонец?
— Может быть, и из прибалтийских баронов. Хорошо известен в эстонских националистических эмигрантских кругах.
