Помпеи - [44]

За водоемом, несколько поодаль, складывали очаг с таким расчетом, чтобы его не заливало водой, но чтобы дым вытягивало наружу. Тут же ставили стол, на котором приготовляли пищу и ставили посуду. Атрий стал главной комнатой дома: сюда собиралась вся семья для еды и отдыха; здесь приносили жертву богам-покровителям домашнего очага и дома — ларам. Здесь спали хозяева, и тут же стояли ящик с деньгами и ткацкий станок, удержавший за собой это место в старозаветных семьях до конца республики. Если дом был царством хозяйки, то атрий стал тем местом, откуда она им правила, за всем следя, ничего не упуская из виду, собирая вокруг себя всю семью. Здесь она работала вместе со своими дочерьми и служанками, занимаясь пряжей, тканьем и прочим женским рукодельем. Здесь застали Лукрецию[61] за веретеном ее муж и его друзья, неожиданно прискакавшие в Рим из-под осажденной Ардеи, чтобы проверить, чем в их отсутствие занимаются их жены. Образ хозяйки, которая у очага вместе со своими помощницами «занята шерстью», навсегда остался в сердце римлянина как символ домашнего мира, довольства и уюта.

Время шло, менялись нравы, изменился весь облик дома и назначение его отдельных частей. Ни одной комнаты эти изменения не коснулись так сильно, как атрия. К концу республики это уже не центр дома, не то место, где собирается вся семья, где молятся, едят и отдыхают под ласковым и строгим взглядом деятельной и хлопотливой хозяйки. Для приготовления пищи отвели особое место — кухню; туда перенесли очаг и часто там же стали устраивать нишу для ларов. Хозяин с хозяйкой перебрались в особую спальню; ткацкий станок вынесли. Из самой уютной, семейной комнаты атрий уже в I в. до н. э. превратился в самую парадную и официальную, где принимали посторонних людей, которых не желали ввести в круг своей семьи, где велись деловые разговоры и шла беседа по обязанности. В богатых и знатных домах хозяин здесь по утрам принимал своих клиентов, людей, в значительной мере живших на его подачки и обязанных за это оказывать ему разные услуги и непременно свидетельствовать ему свое почтение, выражавшееся, между прочим, и в том, что с раннего утра собирались они к его дому и затем допускались в атрий, чтобы приветствовать хозяина с добрым утром. Эпитеты «гордый», «надменный» становятся теперь обычными для атрия, где от былых времен не осталось почти ничего, кроме отверстия в крыше и водоема в полу под этим отверстием.

Когда двор усадьбы превратился в атрий, то это превращение, естественно, повлекло за собой некоторые изменения в общем плане дома. Хозяева, перебравшись в атрий, перестали нуждаться в своей прежней комнате; ее переднюю стену сломали, прибавив, таким образом, ее площадь к площади атрия. После сноса стены правый и левый углы старой комнаты, прикрытые спереди другими строениями, образовали в задней части атрия два закутка, которые назывались «крыльями» («alae» по-латыни). Они, действительно, напоминают распростертые птичьи крылья. Их использовали для разных хозяйственных надобностей, а иногда и как жилые помещения.

Атрий, превратившись в комнату, утратил ту свою часть, без которой южанин не может обойтись: навес, под которым он находится на свежем воздухе и в то же время в тени. Кроме того, атрий, получавший теперь свет и воздух только через отверстие в крыше, стал нуждаться в сквозном ветре и прохладе. Все это было достигнуто пристройкой довольно большой, но не во всю ширину дома, веранды: часть задней стены в атрии разобрали и соорудили дощатый навес, состоявший из двух стен, покрытых крышей. На зимнее время вход из атрия на эту веранду заделывали досками; в летнее время он стоял или вовсе открытым или завешивался большим полотнищем. Выходила веранда в сад, находившийся за домом, и называлась «таблином». Варрон,[62] живо интересовавшийся бытом древней Италии и хорошо знавший его, писал: «Зимой и в холода обедали у очага; в летнее же время — на открытом воздухе: в деревне во дворе, а в городе в таблине, под которым следует понимать балкон, сделанный из досок». С течением времени балкон этот оказался вдвинутым между двумя комнатами, которые пристроили с обеих его сторон и которые чаще всего предназначались под столовые.

Таково было первоначальное устройство италийского дома: атрий с внутренним балконом и крыльями и с жилыми помещениями и хозяйственными постройками вокруг. Древнейшие дома в Помпеях, так называемые «дом Хирурга» и «дом Саллюстия», в основной старинной части своей позволяют легко усмотреть этот план, явившийся, конечно, результатом медленного и длительного развития.

Когда во II в. до н. э. Рим близко соприкоснулся с Грецией и с Востоком, то в результате победоносных войн в Италию начали стекаться огромные для того времени богатства, вкусы сделались прихотливыми, и древняя простота нравов стала все больше отходить в область предания. Старинный полутемный атрий с еще более темными комнатками по сторонам начал казаться тесным, душным и неуютным. Перед глазами завоевателей стояли греческие дома с их перистилями — совершенно открытыми внутренними двориками, веселыми, светлыми, в зелени и цветах, с колоннами и фонтанами. Что было делать? Перестраивать дедовские и прадедовские дома на греческий лад? Уничтожить вовсе родной атрий и променять его на греческий перистиль? Самая мысль об этом должна была показаться кощунственной италийцу, консервативному и свято чтившему национальные традиции. Отцовское наследство оставалось священным для самых горячих поклонников Греции. В этом отношении характерен пример Цицерона, для которого греческая культура стала родна и дорога с юношеских лет, но который до конца дней своих оставался страстным патриотом, высоко ценившим национальное достояние. Немыслимо было отказаться, по крайней мере в то время, от старого дома с его закоптелым атрием, но можно было устроить двойной дом, прибавив к его исконно италийской части чужую, греческую. Римская литература на каждом шагу соединяла свое, чисто италийское, с иноземным, греческим. Почему было не поступить таким же образом и строителю-архитектору II–I вв. до н. э.? Перистиль становится отныне почти обязательной частью италийского дома; с его присоединением дом этот, если можно так выразиться, удвоился: он получил второй световой двор, совершенно открытый и дававший, следовательно, гораздо больше света, чем атрий. Как вокруг атрия, так и вокруг перистиля располагается ряд комнат; жизнь семьи перемещается сюда. Здесь проводят часы досуга, летом обедают, сюда приглашают близких друзей и знакомых. Атрий превращается, как мы уже говорили, в официальную приемную. Таблин, оказавшийся в середине нового дома, утратил, разумеется, характер веранды; он сделался рабочей комнатой хозяина, которая непосредственно связана с официальным атрием: здесь хозяин держит свои счетные книги, принимает доклады своих рабов и управляющих, продолжает деловой разговор, начавшийся в атрии. Здесь же хранится домашний архив, который «сын принимает от отца и считает великой обязанностью передать его своим потомкам как отцовскую святыню».