Помпеи - [43]

Сохранился бюст Юкунда (ил. 17). Римские художники были превосходными портретистами; изображение Юкунда великолепно: полное, несколько обрюзгшее лицо стареющего человека, который много видел и много узнал за свою пеструю, трудную и непростую жизнь. При всем богатстве опыт его, однако, был весьма односторонен: он знал людей настолько, чтобы презирать их и не верить им, но не настолько, чтобы их любить и на них полагаться. Недобрая усмешка, так великолепно переданная художником, была его обычной реакцией на всякое большое чувство и на любую высокую мысль. Он был у себя дома только среди денег и денежных расчетов: люди, которые зависели от него и вынуждены были обращаться к нему с просьбами, чувствовали себя в положении мухи, попавшей в тенета злого и хитрого паука; в Юкунде нет ни тени добродушия и человечности, которые, в конце концов, так располагают к Тримальхиону. Мир, который создавал людей, подобных Юкунду, который давал им власть и силу над другими людьми, был страшным миром. Портрет Юкунда — это один из самых грозных обвинительных актов против рабовладельческого общества.

Глава VII ДОМА И ОБСТАНОВКА ИХ

Допустим на одно мгновенье, что Помпеи не были засыпаны пеплом, что время пронеслось над ними, их не коснувшись, что они остались такими же, какими были до дня своей гибели и что по улицам их старинной части бродит заехавший туда наш современник, житель какого-нибудь южного русского городка, такого же маленького, как и Помпеи. Глаза его, привыкшие к простору родных улиц и обилию зелени, в которой утопают дома с веселыми поблескивающими окнами, тщетно ищут, на чем бы отдохнуть и чему бы порадоваться. В узких, как щели, улицах ни деревца, ни кустика — одни сплошные слепые стены домов, которые будто повернулись спиной к улице, не желают на нее глядеть и не позволяют, чтобы в них заглядывали.

Древний италиец предпочитал вообще обходиться без окон. Отсутствие оконного стекла (им пользовались крайне редко, преимущественно в банях) не позволяло ему пробивать в стенах настоящих, привычных нам окон; он ограничивался скорее простыми дырами или щелями в стене, чем окнами (рис. 28). Настоящие окна (только без стекол) стали делать лишь с появлением вторых этажей. Но до них было еще далеко. Кроме того, хозяин вовсе не желал показывать чужим глазам, что у него происходит дома: в рабовладельческом обществе к окружающему миру относились с подозрением и опаскою. Дом ставили так, что он имел вид маленькой крепости, которая сосредоточивала всю жизнь внутри себя, противопоставляя напору враждебных внешних сил прочные непроницаемые стены. Свет эта крепость получает от внутренних двориков, которые, помимо прочего своего назначения, служат для всех помещений дома световыми колодцами.

Рис. 28.

Помещения в италийском городском доме располагались по четырем сторонам такого внутреннего прямоугольного двора. По существу, это был план деревенской усадьбы, почти такой же, какую мы встречаем у нас на Украине или в Белоруссии: квадрат или прямоугольник двора, все стороны которого заняты постройками, а ворота для въезда и калитка находятся на стороне, обращенной к улице или к дороге. План этот перенесли и в город, но так как места было немного и на него скупились, то постройки — жилые комнаты, кладовые, хлева, стойла, амбарчики, где хранили всякие съестные припасы, сараи с хозяйственной утварью и кормом для скотины — ставили сплошным рядом. Против главного входа в глубине этого дома-усадьбы расположено было хозяйское помещение: именно здесь находилось то место, откуда хозяйке всего удобнее было наблюдать за всем, что делается во дворе и в окружающих его помещениях. Невозможно было без ее ведома ни уйти со двора, ни проскользнуть в него. Перед каждым строением шел навес, который на юге является необходимым добавлением к постройке, так как в жаркое время он защищает от палящего солнца и людей и животных, а в период проливных дождей предохраняет стены от действия губительной сырости. По мере увеличения семьи и роста благосостояния, отдельные помещения, естественно, требовали расширения, а расширять их можно было только за счет двора, захватывая под них полосу за полосой от его свободной площади. Вместе с постройками продвигались вперед и навесы, крыши которых все сближались и сближались между собой; их научились делать со скатом и соединять друг с другом по углам. В конце концов двор оказывался весь закрытым, за исключением средней части, которую необходимо было оставить открытой, потому что это отверстие стало теперь единственным источником света для всего дома. Таким образом двор из открытого пространства постепенно превращался в комнату, более или менее просторную, с широким четырехугольным проемом в крыше, служившим окном для всей усадьбы. Эта комната италийского дома, до конца сохранившая отпечаток внутреннего дворика, называется «атрием».

Атрий, оказавшись центральным местом в доме, был постепенно использован с наибольшей выгодой для всего хозяйства. Под отверстием в крыше (оно называлось «комплювием»; латинское «pluvia» значит «дождь»), через которое по четырем обращенным внутрь скатам сбегала дождевая вода, устраивали водоем (имплювий). Вспомним, что дело происходило за много веков до появления водопроводов, копать колодцы было делом трудным; ходить к реке или источнику часто бывало далеко и затруднительно. Дождевая вода сама давалась в руки человеку: эту драгоценную влагу стоило только собрать и сберечь. (Дождевая вода в древности считалась особенно полезной; в Помпеях I в. н. э., при наличии прекрасного водопровода, ее продолжали собирать в имплювиях, откуда она проходила в особые цистерны, устроенные под полом атрия.)