Помпа - [4]
— Во заливает! — не выдержал Шурец.
Тётя Дуся сурово глянула на него.
— А скажи-ка, Юлечка, — вступила в разговор и она, — насчёт магазинов у вас как? Ситцев, обуви, промтоваров — вволю?
— Ситцы больше не в моде. Натуральные шелка, — с готовностью сообщила Юлька.
— Натуральные, поди, кусаются?
— Как то есть кусаются?
— Не всем по карману! — захохотал дядя Федя.
— Ну что вы… — Юлька мило улыбнулась. — Сейчас ведь ещё многие носят мини-юбки. Это недорого.
— Всё-то ты, я вижу, примечаешь, во всём разбираешься, — не то одобрительно, не то насмешливо сказала тётя Дуся. — А папа с мамой хорошо живут?
— Старики? Нормально.
— Какие уж они старики, зачем так обзывать! Хата наша тебе после городской квартиры — ничего?
— Нормальная. Комнат много. У москвичей теснее.
— Хата и верно просторная, хоть жильцов сели, — тётя Дуся горделиво обмахнулась полотенцем. — Сами строились! Федя с Петрушей… Совхоз, ясно, материалу подкинул. Мы, бабы, только мазали.
— Как — мазали? — сморщила нос Юлька.
— По-здешнему. Чтобы глазу приятно было, чистенько. А вы с мамой в Кузьминках, на родине нашей, давно не бывали?
— Ездили как-то. По Оке. Метеором, — привирает Юлька, потому что до Кузьминок они добирались обыкновенным речным трамваем. — Метеор — это такой пароход на крыльях. Развивает скорость до ста километров в час.
— Не пароход, а теплоход, — усмехнулся Пётр, молча возившийся у окна с радиоприёмником. — Понимать должна разницу, не маленькая.
— Да, конечно, я оговорилась, теплоход! — поспешила исправиться Юлька.
— У нас в Кузьминках хорошо… — тиская в руках полотенце, задумчиво проговорила тётя Дуся. — Лес, река…
— Лес и на Агармыше — заблудишься! — взрывается Шурец.
— Там берёзок нету, сынок.
— Берёз в городском парке пять стволов насадили! — Это про райцентр, где учится Галя.
Галя да баба Катя в тот вечер молчали, будто сговорившись. И Пётр больше слова не вставил, хотя слушал внимательно.
Галку вообще с приездом москвички словно подменили. Ходит как по струнке, следит за сестрой насторожёнными глазами, а сама на день два платья меняет и волосы, по-новому причёсывает.
…Интересно, о чём это будут секретничать девчонки сегодня? То ходили друг за дружкой, как гусыни, а нынче с утра забрали Юлькину драгоценную гитару, бабкино одеяло, подушки и пошли в сад под большой орех.
Шурец духом обежал плетень, забрался на орех и притаился в его ветвях. Девочки устраивались внизу основательно. Постлав одеяло, взбив подушки, легли; Юлька положила на живот гитару и тихо затренькала. Солнце сквозь незагустевшую ореховую листву рябило им ноги и головы. Шурец сидел на развилке могучих веток, словно его и не было. Даже примолкший было соловей щёлкнул и засвистал бесстрашно, да кукушка за усадьбой снова пошла куковать в зарослях ажины.
— Транзистор удобней, — донёсся до Шурца Галин голос. — Повесил через плечо и ходи себе слушай.
— Устарел! — Это отвечает Юлька. — Теперь больше на гитарах принято.
— Сыграй что-нибудь, а?
Юлька садится. Прилаживает гитару, начинает не перебирать, а часто щипать струны.
— Ты петь можешь? «Чёрного кота» знаешь?
— Устарел. Я тебе лучше песенку одну английскую…
Мягкий звук гитары и тонкий Юлькин голос глушат шорох завозившегося в ветках Шурца: он отсидел ногу. Но Юльке уже надоело петь. Она кладёт гитару, ложится рядом с Галей. Девочки молчат, молчат, потом Юлька спрашивает:
— У вас кино поблизости где-нибудь есть?
— В клубе. Детский сеанс — пять копеек, взрослый — двадцать. Не то с Петром в город ездим, — быстро отвечает Галка.
— Купаться в море тоже ездите? Мотоциклом?
— Прямо! Грузовик по воскресеньям с колхозного двора возит.
— Терпеть не могу грузовики! Фырчат, рычат…
Опять помолчали.
— Ты Конан-Дойля читала? Я — в подлиннике. Моя школа ведь английская, показательная. К нам очень часто делегации иностранные приезжают.
— На что?
— Смотреть! Из класса выделяют… кто лучше говорит. Для встречи.
— Тебя выделяли?
— Конечно.
Снова замолчали. Будто воды глотнули.
— А мы немецкий учим. Ещё украинский, — тихо говорит Галя.
— Украинский не считается, это наш.
— А ты на коньках… по такому льду катаешься — искусственному, говорила? У нас зима не зима, а катков нема. Ой, всклад получилось! — Галя, повалившись в подушку, фыркнула. Юлька тоже. — Его откуда берут, этот лёд?
— Откуда? Заливают как-нибудь, наверно!
— Знаю. Химическим способом. У мороженщиц тоже бывает. Видала кусочки? Ещё дымок вьётся!
— Видала, конечно.
— А твист плясать ты умеешь?
— Умею.
— Покажи! — пружинкой вскочила Галя.
— Здесь нельзя — бугры.
Сквозь листву Шурец видит, как Юлька, не вставая, дрыгает вправо и влево ногой. Прицелясь, он сшибает с ветки ореховый зародыш, тот летит вниз и попадает ей по макушке.
— Ай! — визжит Юлька как ужаленная.
— Да то ж птица. — Галя тянет сестру к одеялу.
— Нет! На ветке что-то большое, тёмное! — Юлькино поднятое лицо белеет от страха, и Шурец проворно лезет по сучьям кверху.
— Да то Шурка.
Галя мигом — раз! раз! — скидывает туфли; подтягиваясь за ветки, как обезьяна, карабкается на ореховый ствол.
— Сейчас мы его за рубаху… Ну погоди!
Шурец показывает язык. Юлька пробует тоже забраться на орех: подмётки скользят, срываются, жёсткая кора дерёт руки…
