Помойник - [8]

Коля раскраснелся и готов был вступить со мной в спор. Но его опередил дед Спиря:

— Ты прав, Володя. Но развлечений у нас здесь кот наплакал. Сколько можно смотреть телевизор и слушать радио. Вот мы и разбираем жизненные ситуации друг друга. А так мы, верно, не слишком удачливые люди, коль сюда попали.

— Вы, возможно, — да, а лично я — нет, — с жаром возразил Коля.

— Дурачок, больших везунчиков в больнице не бывает.

— Что ж, по крайней мере, у нас есть повод выпить. За нашего брата, неудачника, — произнес я и достал из тумбочки бутылку коньяка, привезенную Гариком.

— Если только чуть-чуть, — моментально оживившись, сказал дед Спиря.

— Спасибо, я не буду. Мне вера запрещает, — заявил Коля.

— Молодец, мусульманин. Мы и не настаиваем. Грешить тебе не следует, — похвалил его дед Спиря. — Мы же махнем с твоего разрешения понемногу.

— Хотя подождите. Больным в данном вопросе делается послабление, — поколебавшись, заметил Коля. — Сейчас я порежу лимон.

В понедельник вечером я сидел в курилке и читал очередной женский детектив. Признаться, они мне изрядно надоели. Но читать детективы было все же куда приятнее, чем слушать в палате бесконечные препирательства Коли и деда Спири.

В курилку пришла Татьяна. Опустилась около меня на кушетку, достала из пачки сигарету и, щелкнув зажигалкой, закурила. Если лицо Марины поражало своей симметричностью, то лицо моей новой соседки, напротив, отличалось удивительной асимметрией. Причиной тому были не вполне зажившие раны и синяки. Но в целом она выглядела значительно лучше, чем при поступлении в наше отделение.

— Если не секрет, что ты читаешь? — дружески спросила Татьяна. В больнице люди быстро сходятся между собой. Совсем как в поездах дальнего следования.

— Детектив, — ответил я.

— Интересный?

— Одно слово — дамский. Наверное, двадцатый по счету. Но любопытная деталь. Читая их, начинаешь сам видеть мир женскими глазами.

— По-твоему, это плохо?

— Ни плохо, ни хорошо. Скорее — противоестественно, — пожал я плечами и посмотрел в окно. На улице, кружась, падали крупные хлопья снега. — Кстати, в криминальную тему. Статистика говорит, что в снегопад совершается больше преступлений, чем обычно.

— Гм. Наверное, преступники считают, что снег скроит следы их злодеяний.

Я поднялся и, как рекомендовал мне мой лечащий врач, для улучшения кровообращения прошелся взад и вперед по курилке. Еще можно было бы приседать, хлопая в ладони над головой. Но боюсь, что это показалось бы невежливым по отношению к Татьяне. Да что там невежливым! Как бы она не сочла меня сумасшедшим!

— Нет, Таня, — сказал я, останавливаясь. — Всему виной генная память. Наши далекие предки не ходили в снегопад охотиться на мамонтов или северных оленей. Коротали время, сидя, в пещере у костра. Ну и тырили со скуки друг у друга каменные топоры и звериные шкуры.

— Вероятно, что так. Не буду спорить, — улыбнувшись, произнесла Татьяна. Все-таки у нее был изумительный голос — журчащий, как весенний ручеек. Один такой голос позволил бы сделать блестящую карьеру. Но, собственно, она ее и сделала. Если можно назвать блестящей карьерой работу диктором на вещевом рынке.

— Сегодня у тебя было много посетителей. Заполнили весь коридор. — Я снова опустился на кушетку, но с другого края и ближе к Татьяне.

— Да. Прямо целая делегация. Приходил мой любимый бывший муж с матерью и другими родственниками. Все просили, чтобы я забрала из милиции свое заявление.

— Ты его заберешь? — с участием спросил я.

— Пока еще не решила. Наверное, да. Какая мне польза от того, что его посадят в тюрьму? На одних передачах разоришься.

— Здесь я тебе не советчик. Но он тебя сильно избил.

— Он извинился и пообещал, что такое никогда больше не повторится.

— Ты ему веришь?

— Господи, конечно, нет, — фыркнула Татьяна. — Не наивная девочка.

— И продолжаешь с ним жить?

— Продолжаю — по привычке. Хоть и бывший, а муж. Но мне трудно с ним.

Я отодвинул ногой подальше от себя утку, лежащую на полу возле кушетки. Из нее нестерпимо пахло закристаллизовавшейся мочой. Что, натурально, мешало плавному течению моих мыслей.

— Почему ж ты, Таня, тогда хочешь забрать свое заявление? — поинтересовался я.

— Да жалко этого дуралея. Он работает в администрации нашего рынка. Работа тяжелая и нервная. Домой иногда возвращается злой как черт. Срывается на мне. В эти минуты я его просто ненавижу.

— Понимаю.

— А знаешь, как он меня ревнует? Жуть! И все на пустом месте. Шут с ним. Говорить еще о нем — больно много чести, — заключила Татьяна, выдержала короткую паузу и сказала: — Слушай, Володя, я бы сейчас с удовольствием чего-нибудь выпила. Хочется забыть обо всей этой истории.

— Как скажешь. У меня заныкана бутылка марочного вина, — бодро ответил я.

В полутемной палате, оторвавшись от телевизора, дед Спиря с явным осуждением, а Коля с хитрым прищуром наблюдали за моими действиями. За тем, как я вынимал из глубин тумбочки бутылку вина. Как мыл в раковине под струей воды два стакана. Как засовывал в карман спортивной куртки апельсин. Как прыскал на себя одеколоном.

— Куда, любопытно, ты снаряжаешься? — не стерпев, спросил дед Спиря.