Помойник - [22]

— Поздравляю. Но, учти, что в гости я к тебе не напрашиваюсь.

— Мне же спокойнее. Можешь натоптать там, наследить. Но чем ты собираешься порадовать мой истощенный организм?

— Голландским сыром, мороженой свининой и развесными оливками, — хмыкнув, ответила она.

— Беру, заверните.

— Обязательно. Чем теперь думаешь заняться? — спросила Юля, вылавливая черпаком из открытой банки оливки.

— Чем я буду заниматься? Прежде всего, мне надо съездить в райцентр. Поторопить там чиновников с оформлением пенсии. Потом хочу наведаться в Москву. Кстати, что тебе оттуда привести?

— Да привези что угодно. Лишь бы было красиво и дорого, — сказала она.

Я улыбнулся. Чего греха таить, Юля мне нравилась. Хотя, с другой стороны, нравиться покупателям была составная часть ее профессии. Как вообще без этого заниматься торговлей? Прогоришь!

— Слушай, а куда у вас обычно кавалеры приглашают дам? — поинтересовался я.

— Володя, все забывала спросить, сколько тебе лет?

— Намек понял. Но не волнуйся, недоразумений не возникнет. Школу я уже окончил.

— Долго же ты ее кончал.

— Обижаешь, Юля. Была не только школа. Был еще детский сад и кружок танцев.

— Это меняет дело. А серьезно?

— Тридцать один. Так куда приглашают у вас кавалеры дам? — повторил я свой вопрос.

— Смотря для чего.

— Ну, скажем, для чисто человеческого общения.

— Зимой у нас тут замирает вся жизнь. Замирает даже чисто человеческое общение, — вздохнула она. — Был раньше клуб. Да и тот закрыли.

— Что ж, досадно. Придется нам с тобой и впрямь ждать майских праздников.

Я простился с Юлей и вышел с покупками из магазина. Когда я выходил, прыщавый мужик, оторвавшись от изучения культиватора, проводил меня долгим пристальным взглядом. Чему, собственно, я не удивился. Здесь было вообще принято внимательно, словно носителя опасного инфекционного вируса, рассматривать всех незнакомых людей.

Дома у меня внезапно разболелась голова. Как молоточком, застучало изнутри в висках. Загудело в ушах. Зарябило в глазах. Пришлось принять сразу несколько таблеток, прописанных в больнице моим лечащим врачом. Ничего не поделаешь. Продолжал сказываться все-таки удар бейсбольной битой по моей голове.

Вскоре мне стало лучше. Головная боль почти прекратилась. Пора было приниматься за приготовление праздничного обеда.

Я собирался приготовить солянку по-грузински, латвийский курземес строганов с отварным картофелем и украинский извар из сушеных фруктов. Рецепты их были в кулинарной книге, обнаруженной в дядиной библиотеке. Все необходимые продукты у меня имелись. На неделе я купил у тетки Ульяны, матери Юли, много разных овощей и солений. И, честно сказать, последние дни я в основном всем этим и питался. Хотелось надеяться, что она их вырастила на своем огороде, а не нашла на городской свалке.

Когда я вертелся у плиты, почему-то вспомнил о Ленине. Точнее, об его знаменитых словах, что каждая кухарка, после революции, сможет у нас управлять государством. Любопытно, а умел ли он сам готовить? Очень сомневаюсь. Причина — огромная занятость вождя мирового пролетариата. Публичные выступления и написание научных трудов отнимали все его силы и время. Впрочем, стоп. Как же тогда он жил летом 17 года в шалаше в Разливе? Не носили же ему товарищи по партии, нарушая законы конспирации, в судках комплексные обеды? Значит, варганил все-таки себе на костре какую-никакую похлебку. Именно там, в Разливе, и вызрел его опыт управления страной.

Получается, все наши беды проистекали от того, что наши правители плохо готовили или вообще не умели готовить. Неплохая мысль. Нужно будет ее запомнить.

Дверной звонок загремел так, как упавшая на пол пустая кастрюля. Моя промашка. Во время ремонта следовало бы сменить его на другой звонок — более тихий и мелодичный.

На пороге стоял длинный прыщавый мужик. Тот самый, что в магазине, сидя на корточках, изучал культиватор. У него были неприятные мутные глаза с черными крапинками, которыми он оценивающе смотрел на меня.

— Очнись, приятель. Чего надо? — спросил я, прерывая затянувшуюся паузу. От мужика исходила явная угроза. Нет, это был вовсе не обычный скромный поселянин.

— Так чего надо? — снова спросил я.

— Аппетитно у тебя пахнет. По-моему, ты чудесно здесь устроился, — с усмешкой произнес он.

— Но тебе-то что за дело?

— Дело как раз есть. Меня зовут Геннадий, — представился мужик. — А ты, выходит, родственник Головы?

— Какой такой «головы»?

— Не слишком ты сообразительный малый, Вова. Я говорю про твоего умершего дядю. Про Виктора Бугримова.

— Сразу бы так и сказал. А то «голову» какую-то приплел. Да, я его племянник. Таиться от народа мне нечего, — огрызнулся я.

— Прекрасно, племянник. Ты-то нам и нужен. Твой дядя был нам должен.

— Кому это нам?

— Своим коллегам по работе.

— Сочувствую лично тебе и другим его коллегам. Но мне не ясно, причем тут я?

— Очень даже причем, — с нажимом произнес он. — За покойного Виктора придется расплачиваться тебе. Ведь именно ты получил все его добро.

— Что с того?

— А вот что. Ты, Вова, должен заплатить нам десять тысяч баксов.

— Сколько-сколько? — переспросил я, подумав, что ослышался.

— Повторяю: ты должен заплатить нам десять тысяч баксов. Я прошу еще по самой нижней планке и без процентов. Я учитываю то, что ты инвалид и тебе требуется усиленное питание.