Помойник - [20]

— Еще бы! Продукты же в нашем магазине главным образом с городской свалки, — невесело усмехнулся Марек. — Между прочим, ты накупил вот себе всего в райцентре. Выложил наверняка немалые деньги. Но тебе известно, откуда у них эти продукты?

— Неужели? Думаешь, что?..

— Не думаю, а уверен. Если в нашем магазине рыжая Юлька еще постесняется предложить откровенную гадость, то в райцентре сделают это за здорово живешь, без зазрения совести. Там такие мастера трудятся. В особенности около станции, закачаешься. Например, из самого незначительного. Перебивают на консервных банках срок годности и переклеивают на них этикетки.

— Приятная новость — ничего не скажешь, — протянул я и для сохранения душевного равновесия выпил еще полстакана самогона.

— Рассуждают они следующим образом. Если из Москвы к ним в район на свалку свозят разную дрянь, то они вполне вправе отправлять ее назад. Не резонно ли? И продавать они ее стараются людям со столичной внешностью. Для своих же, местных, под прилавком у них имеются более-менее сносные продукты, — объяснил он.

— Обрадовал ты меня, Марек.

— Впрочем, не расстраивайся. Вообще мы в нашем поселке считаем, что все произведенное должно быть съедено и выпито.

— Ладно, тогда съедим и выпьем. Твои сухофрукты тоже со свалки? — спросил я после паузы.

— Разумеется.

— Ты сам ходишь за ними?

— Зачем? — удивился он. — Сухофрукты мне приносят на дом в обмен на самогон. За самогон местные бомжи могут принести все что угодно. Сам я на полигоне больше не бываю. Возраст уже не тот, ноги болят от долгой ходьбы. И атмосфера там вредоносная для здоровья. Потом, чтобы отыскать на полигоне что-нибудь стоящее, необходимо сильно потрудиться.

— Я смотрю, весь поселок существует за счет свалки, — заметил я.

— Да, так или иначе. И существуем в целом гораздо лучше, чем другие поселки и деревни в нашей округе. Народ в них, не скрывая, завидует нам.

— Завидовать у нас любят.

— Особенно, когда есть чему, — подтвердил Марек. — Еще до революции, при царском режиме, тут было богатое село. При коммунистах жили тоже терпимо. Был совхоз-миллионер. Я, между прочим, заведовал свинофермой. Твой дядя — птицефермой. Потом, в перестройку, все развалилось. Что сгорело, что обанкротилось — остальное разворовали к чертовой матери.

— Да это везде так.

— Точно. Хорошо хоть, что рядом с нами сделали мусорный полигон. Благодаря нему мы теперь и существуем. Жалко, конечно, что пропала пахотная земля. Сгинула рыба из нашей речки. Да и в огороде все растет через пень колоду. Но, как говорится, нет худа без добра. Зато у нас появилась какая-никакая работенка, — заключил Марек и налил себе полный, до краев, фужер самогона. Очевидно, позабыв, что на сегодня он уже принял свою норму.

Подумав, я присоединился к нему.

— За городскую свалку! За нашу кормилицу! — провозгласил он тост.

— За нее, матушку! — послушно поддакнул я, чокаясь с Мареком.

— Володя, ты уже решил, чем будешь у нас заниматься? — спросил он, морщась и жадно нюхая горбушку черного хлеба, втыкая ее себе чуть ли не в самую ноздрю.

— Если честно, пока ума не приложу, — признался я. — На работу в Москву отсюда не наездишься.

— И то верно. Кстати, кем ты там был?

— Охранником в бутике.

— Это — типа магазина, что ль?

— Ага, типа.

— Вот названий нынче напридумали, — усмехнулся Марек. — Ничего хоть платили?

— Да так, терпимо.

— Тогда огорчу тебя. В наш магазин охранник не требуется. По-старинке обходимся без него. Мы же живем в Вихляево, а не в вашем бандитском городе.

— Понятно, что не требуется, — сказал я. И живо представил себя в своем английском костюме и при галстуке, стоящим в местном магазине между бочкой с протухшей селедкой и тюками со списанной армейской формой. Одно слово — красота! Там мне и место. Правда, еще лучше не стоящим, а сидящим в том же наряде в самой бочке и зорко выглядывающим оттуда, приложив ладонь ко лбу козырьком и держа во второй руке свежий носовой платок. Чтоб вытирать мочки ушей, мокнущие иногда в селедочном рассоле. Доставляли бы неудобство только мои хлюпающие и соскальзывающие с ног итальянские ботинки.

— Да, Володя, ты знаешь, где работал твой дядя?

— Точно нет. Мне этого никто не говорил. Но по профессии, по-моему, он был зоотехником.

— Гм, было дело, — согласился Марек. — Но мало ли у кого какая профессия? Это имело значение прежде — при развитом социализме. В последнее же время Виктор работал сторожем на свалке.

— Что ж, вероятно, сторожить и охранять наше семейное призвание, — заметил я.

— Очень возможно. Твой дядя был хватким и смекалистым мужиком. Важной фигурой в поселке и на мусорном полигоне. В общем, человеком авторитетным. Я его уважал и был многим, чем ему обязан. Поэтому я сразу отнеся к тебе по-доброму. По-отечески. Ты ж его родной племянник. Между нами, у Виктора осталось здесь немало должников, — понизив голос до шепота, произнес Марек.

— Как любопытно! Давай расскажи подробнее, — попросил я и приложил ладонь к уху.

— Как-нибудь в следующий раз. На трезвую голову. К тому же все подробности мне неизвестны, — мягко уклонился он от ответа. — Но, запомни, работу у нас можно найти на одной лишь свалке. За нее ты там получишь не пустые обещания, а живые деньги. Короче, если надумаешь, то обращайся ко мне. Помогу, как сумею.