Поморы - [10]

Таможенники приказали скинуть брезент, пересчитали бочонки, осмотрели трюм, записали, сколько чего имеется на судне, и дали Вавиле расписаться.

— На завод, говоришь? — строго спросил на прощание пожилой таможенник. — Ладно. Проверим. Заводу сырье очень нужно. Как раз на простое находится. А ты все плаваешь? Ну-ну, плавай пока…

Катер отчалил. Ряхин спустился в каюту, сел у стола, обхватил голову руками и погрузился в раздумье. Из головы не выходили последние слова таможенника, сказанные с холодной многозначительностью: Ну-ну, плавай пока… К чему он так сказал — пока?.. К сердцу прокрался холодок.

Но долго думать не приходилось. Позвал к себе Дорофея и Анисима. Когда они явились, сказал:

— Вот что, братцы. Дело со сбытом товара у меня срывается. Таможенники пересчитали все и грозились проверить, в целости ли сдам сырье заводу. А платит он мало, цены на шкуры и жир низкие. Из выручки даже рейса не оправдаю… А ведь команде расчет надлежит выдать, да такой, чтобы мужиков не обидеть.

Вавила умолк, пытливо посмотрел на помощников. Те молчали, не зная, куда клонит хозяин.

— Верный человек обещал мне заплатить за товар втрое дороже против государственной цены, — понизил голос Вавила. — И он ждет шхуну.

— Так ведь таможне количество тюков и бочек теперь известно! — сказал Дорофей. — Не сдашь — неприятностей не оберешься.

— Известно, по числу тюков. А если каждый тюк разделить надвое да упаковать снова? Ведь вес-то им неведом!

— Впутаемся в историю, — возразил Дорофей. — И согласятся ли мужики на такое дело? Всю ночь придется работать.

— Им не обязательно знать — зачем. Скажу, что так принимает завод — малыми тюками. Иначе, мол, не примут… И к тому же, — вкрадчиво добавил Вавила, — я ведь пока еще хозяин и волен поступать, как мне надо.

— К чему все-таки этот обман? — не сдавался Дорофей.

— За все отвечаю я, — голос Вавилы стал резким. Он не хотел больше терпеть возражений. — Команде на этот раз обещаю двойную плату.

Дорофей угрюмо молчал.

Анисим Родионов оказался податливей.

— Чего ломаешься, Дорофей? Вавила Дмитрич говорит дело. Ему желательно за товар получить подороже. И товар-то, ежели разобраться, ведь и наш. Не мы ли на стуже, на льду тюленей били да еще и Елисея потеряли!.. Ни к чему нам с тобой возражать хозяину. Двойная плата команде — разве плохо?

Голос у Родионова спокойный, ровный, но Дорофей уловил в нем льстивые нотки. Он укрепился в уверенности: не пойдешь на сговор с Вавилой — обидит команду при расчете. И так у него лишнюю копейку не выжмешь, а тут и вовсе закроет свой кошелек. И тогда команда будет считать виновником убытка его, Дорофея. Он махнул рукой и скрепя сердце сказал:

— А, делай как знаешь.

— Ну вот, давно бы так, — Вавила поднялся. — Снимемся с якоря и пройдем мимо пристани за город. Там около ночи все и уладим. Время позднее, у Красной пристани нас все одно никто не будет разгружать до утра. Ну, с богом, за дело!

2

Вечером на шхуне подняли паруса, и при боковом ветре она тихо скользнула вверх по реке.

Родька вышел на палубу. Слева по борту, залитый теплым светом предзакатных лучей, проплывал город: в неяркой зелени только что распустившихся тополей аккуратные двухэтажные особняки, кирка — лютеранская церковь, Гостиный двор, белокаменная громада собора. У Воскресенского ковша возле Красной пристани стояли большие и малые парусники. У причала швартовались паровые суденышки. В вечернем небе таяли грязноватые дымы. Неказистые с виду макарки[9] с тентами-навесами ходко бежали вверх и вниз по реке, перевозя пассажиров пригородного сообщения.

Но вот уже остались позади пакгаузы грузового порта Бакарицы. Берега стали пустынными, лишь кое-где на угорах рассыпались домишки пригородных деревень.

Серовато-молочными размывами заволакивала реку июньская белая ночь. Вавила, неподвижно стоявший на баке, вдруг поспешно сунулся в рубку. Поветерь круто повернула вправо к малозаметному песчаному острову с ивняком. Дорофей отдал команду:

— Спустить паруса!

По палубе загрохотали каблуки. Паруса обвисли, свернулись, забрякала якорная цепь. Шхуна замерла на месте, чуть развернувшись по течению. О борта ластились мелкие волны.

Вавила вышел из рубки, бросил отрывисто:

— Зуек! Команде ужинать! Быстро!

Родька потащил в кубрик огромную кастрюлю с жареной рыбой, потом еще несколько раз пробегал по палубе то с чайником, то с нарезанным хлебом.

Во время ужина хозяин пришел в кубрик.

— Хлеб да соль, мужики!

Потом постоял, озабоченно комкая бороду, и попросил команду поработать в трюме — распаковать и разделить тюки. Как — покажет сам. Велел взять фонари.

— Что еще за аврал? — пожимали плечами мужики, когда хозяин ушел. — Нам такая работа вроде бы ни к чему. Чего ему вздумалось тюки делить?

— Связаны добро! Для чего ворошить?

Анисим отодвинул от себя пустую оловянную тарелку, вытер губы холщовым полотенцем.

— Надо, чтобы тюки были небольшие — так сподручней для погрузки и перевозки, — он словно бы чего-то недоговорил, глаза уклончиво смотрели в сторону.

Однако команда есть команда. Мужики, перекурив, спустились в трюм, прихватив керосиновые фонари. Распаковывать тяжелые тюки с сырыми сплюснутыми шкурами, свернутыми наподобие больших кулебяк, оказалось делом нелегким. Долго возились в тесном, слабо освещенном трюме. Хозяин делил тюки не поровну: в одном больше шкурок, в другом — меньше.