Помнишь, земля Смоленская... - [40]

На одном ее берегу белели березы, на другом росли коренастые молодые дубки. И казалось, прибежали сюда из окрестных деревень парни и девушки и остановились друг против друга, разделенные рекой. И если бы не река, они бы бросились навстречу друг другу и затеяли веселый хоровод: парни-дубки и девушки-березы.

Иные березки низко-низко наклонили свои ветви к воде, и чудилось, будто это сельские кокетки с распущенными волосами любуются своим отражением в зеркале вод.

Деревья были как живые. В плавном шелесте их листвы Хониеву слышалась задумчивая песня, и она волновала калмыка, сына степей, и навевала какую-то светлую грусть, и он мысленно обращался к деревьям: «Зеленейте, дорогие, шумите своей листвой, для вас ведь не существует ни войны, ни крови, ни страданий, вы одни сейчас беспечны на всей Смоленской земле, так живите и веселитесь — за всех нас…»

Хониев отправил Шевчука с Синицыным и еще тремя бойцами влево от реки, Данилова с его отделением — вправо, к деревне Сенино, а сам решил выяснить обстановку в Дедове. В бинокль он внимательно оглядел окрестности деревни. Безлюдье, покой…

Ближе к Дедову мирно паслось на лугу стадо коров. И Хониеву подумалось, что вряд ли в этой деревне засели немцы. На всякий случай он послал туда трех бойцов из отделения Карпова. Вернувшись, они сообщили, что деревня пуста, все жители, судя по всему, ушли в лес, и бродят возле домов и на улицах лишь кошки да собаки, оставшиеся без призора и нарушающие тишину тоскливым мяуканьем и лаем.

Хониева эти сведения насторожили. Видимо, в деревне уже побывали немцы. Или жители каким-то образом прознали, что фашисты могут вот-вот нагрянуть… Но пока о противнике не было ни слуху ни духу. Может, он в соседних деревнях. Может, в лесу, темнеющем вдалеке.

Хоть бы одну живую душу встретить да порасспрошать ее — тогда, возможно, многое прояснилось бы.

Данилов тоже возвратился ни с чем. И это только усугубило ощущение неудовлетворенности и тревоги, которое испытывал Хониев.

Он написал в донесении штабу полка: «На расстоянии пятнадцати километров от реки Каспля противник не обнаружен».

Получается: «На Каспле все спокойно». Но какое-то недоброе предчувствие угнетало Хониева.

Перед заходом солнца весь взвод собрался на берегу Каспли. Кроме Шевчука с его бойцами. Но вскоре появился и Шевчук и доложил:

— Товарищ лейтенант, Синицын вон в том лесу — видите, который к Каспле подступает? — девушку одну повстречал. Мы ее взяли с собой.

— Где же она?

— А вон, с Синицыным стоит. Я им велел обождать, пока с вами не поговорю.

Токарев посмотрел в ту сторону, где темнели силуэты Синицына и незнакомой девушки:

— Ого, славный же подарок преподнесла Каспля нашему Синицыну!

— Ой, Баку-у!.. — простонал Мамедов. — Товарищ лейтенант, я схожу за ними?

— Ступайте, — улыбнулся Хониев и поднял руку, останавливая бойцов, рванувшихся было вслед за Мамедовым. — А вы куда?

— Так они ж девчат век не видали! — пояснил Токарев.

Данилов покачал головой:

— До чего легкомысленный народ! Тут война, а они… — И, хмурясь, переспросил Шевчука: — Так, говоришь, девушка? Молоденькая?

Хониев повернул к нему голову:

— А вас это не устраивает?

Данилов вздохнул:

— Лучше б это женщина была.

Бойцы вокруг так и покатились со смеху:

— Ха-ха-ха! Женщину ему подавай!

— Ну да! Сержант у нас — товарищ солидный. Негоже ему с девчонками связываться!

— Ребята, ребята! — увещевающе проговорил Хониев. — Вы все-таки в разведке, а не на танцульках. Ведите себя серьезней. Так почему, сержант, лучше, если бы была женщина?

— Ну… С ними легче договориться…

Бойцы опять прыснули. Токарев хохотал, держась за живот:

— О чем же ты с ней договариваться хочешь, а, Данилов?

— Ну… Я не так сказал… — Данилов совсем помрачнел, смотрел на ребят исподлобья. — Нам ведь от нее какие-то сведения нужны? Так от женщины легче толку добиться. Вот.

— Не все ли равно, девушка, женщина, — пожал плечами Хониев. — Пусть бы хоть совсем девчонка, лишь бы помогла нам в обстановке разобраться.

— Ну да, ждите, какая-то там пигалица — поможет… У женщин-то опыта поболе. И глаз подметчивый.

Токарев, еле сдерживая смех, предложил:

— Товарищ лейтенант, вы прикажите Синицыну, чтоб он свою девицу обратно отвел и хоть из-под земли достал женщину — по спецзаказу товарища помкомвзвода.

У Хониева наконец иссякло терпение:

— А ну, прекратить смешки! Не до веселья сейчас. Надо думать, как задание штаба выполнить. Да вон уж они идут!

К ним приближались Синицын и девушка, белокожая, с круглым лицом и иссиня-черной косой, перекинутой на грудь. В одной руке у нее было ведро, в другой кожаная балетка.

Она приветливо кивнула бойцам:

— Здравствуйте!

Голос у нее был глубокий и мягкий, как шелк. Шагнув к девушке, Хониев взял под козырек, потом пожал ей руку и обратился к Синицыну:

— Ай, товарищ разведчик, не ожидал я от вас…

— Что такое? — испугался Синицын.

— Ну как же. Не по-рыцарски это: сами налегке идете, а нашей гостье, наверно, ее ноша все руки оттянула.

— Да я, товарищ лейтенант, три километра все нес!

— А на последних метрах притомились?

— Товарищ лейтенант, — вступилась девушка за Синицына, — я у него сама вот только что отобрала и ведро, и балетку.