Помни - [167]

Она спотыкается, с трудом сумев удержаться на ногах. Холодно, так холодно… а на нем лишь грубая рубаха, разорванная у ворота… и в пятнах крови, таких ярких, слишком ярких на белом рубище… и так беззащитно бьется жилка на гладкой коже в ямочке у ключицы, чуть пониже грубой веревки, охватывающей шею… Ее ладони сбиты в кровь от многочисленных падений, а проклятый лес все не становится ближе!

…Крылья темных ресниц, тени на щеках… Он смотрит в равнодушное небо, не зная, что она рядом, чувствуя лишь какое-то смутное волнение… но даже боль неспособна замутить кристальную глубину его глаз…

…Из уголка разбитых губ, очерченных так четко, стекает на подбородок темная густая струйка крови. Тонкие пальцы сломаны, руки вывернуты из суставов… что они хотели понять? Разве мог он объяснить им? Но он не думает об этом, встречая свой последний рассвет…

Никакие пытки не могли бы сломить его, уничтожить исходящий от него ореол непонятной силы. Слишком хорош, для человека… слишком красив, слишком много думает… и зеленые глаза, изумрудные глаза — разве это не верный признак? Колдун, проклятый… «Знает ли она? — думает он в отчаянии. — Знает ли?» Он не смог ее найти, явившись в этот мир — даже в обличье таком близком к его собственному, но ведь они связаны, их души едины — и разве могла она не почувствовать его боль? «Здесь ли она? — думает он, готовый ради этого еще раз вытерпеть пытки. — И что будет, что с ней будет, когда они зажгут костер, и я уже не смогу подчинить себе боль? Буду ли я — смогу ли ждать ее до моего последнего вздоха, в надежде увидеть ее хотя бы на мгновение перед смертью?» О, он слишком хорошо знает ответ…

Они бросают в него камни, осыпают проклятьями, но взгляд его по-прежнему обращен к небу, хотя порой с израненных губ срывается стон… но разве могут они причинить ему большую боль, чем та, что терзает его душу осознанием того, что все было напрасно? Он был так близко — и все же не достиг цели.

…Она бежит через лес. Роскошное платье — других у нее, похоже, просто нет — цепляется за ветки, длинные юбки путаются в ногах, задерживая ее, отнимая драгоценные мгновения… синий бархат… она вдруг видит его залитым кровью… в глазах у нее темнеет — кровь не ее, она опоздала! Боль, переполняющая ее, слишком сильна… Она заставляет себя двигаться… шаг за шагом… перед ней обезумевшая толпа, а дальше пламя… пламя, сжигающее ее заживо. Она, шатаясь, продирается сквозь беснующуюся толпу, восприятие становится каким-то отстраненным, сознание отказывается верить в то, что это реальность… Пламя встает перед ней сплошной стеной, а за ним — глаза, его колдовские глаза…

…Проснувшись, она едва смогла понять, где находится — за окнами по-прежнему было темно, как ночью. Сердце колотилось как безумное, ресницы слиплись от слез. Тяжелые сизые тучи неслись над землей, роняя редкие капли под неистовыми порывами ветра, безжалостно срывавшего с деревьев пожелтевшую листву. Ветви бились в стекла… этот звук разбудил ее — она ненавидела себя за это!

Семь утра. Дэйна со стоном зарылась в подушку, свернулась клубочком, стараясь забыть… забыть, как она не узнала его и обрекла на смерть… и тут же уснула вновь — на этот раз, без сновидений.

В следующий раз ее вырвал из сонного оцепенения телефон. Пошарив рукой по кровати в надежде отыскать трубку, Дэйна сдалась и, выругавшись, выбралась из под теплого одеяла.

— Да, — буркнула она, нажав кнопку ответа.

— Дэйна? — в голосе Беатрис прозвучало удивление.

— Нет, космическая полиция! — возмутилась Дэйна зло. — А ты кого ожидала?!

— Слушай, извини, что помешала… разбудила, да? Извини. Кристиан еще не приехал?

— Нет, — мгновенно насторожилась Дэйна. — А что, должен был?

— Не знаю, — призналась Беатрис, смутившись. — Просто я с утра не могу его нигде найти, вот и подумала…

— Ошиблась, — проворчала Дэйна с тревогой. — И все же, где он?

— Если узнаю, обещаю позвонить. А если он все же приедет, попроси его перезвонить мне.

— Вы что, поругались? — поинтересовалась Дэйна осторожно — в личные дела брата она старалась не вмешиваться.

— Нет. Но с тех пор, как вы начали «Сумерки», я его просто не узнаю. Он… он одержим этой книгой!

У Дэйны имелись собственные соображения по этому поводу, но она предпочла оставить их при себе.

— Возможно, это и правда будет ваша лучшая вещь, — добавила Беатрис, помолчав.

— Возможно, — отозвалась Дэйна равнодушно — беспокойство за Кристиана затмило все остальные чувства. Не в его привычках было вот так исчезать.

— Ладно… еще раз извини, что разбудила… ты, наверное, опять просидела до самого утра… извини. Просто… что-то мне не по себе. Обещаю позвонить сразу, как только что-нибудь узнаю.

— Угу, — согласилась Дэйна, отключаясь.

Итак, если даже трезвомыслящая Беатрис, ни в малейшей степени не подверженная беспочвенным страхам и не склонная к преждевременным выводам, заметила, что с Кристианом что-то не так, значит что-то действительно не так. И если раньше Дэйна объясняла собственное беспокойство увлеченностью книгой и богатой фантазией, то теперь, после заявления Беатрис, у которой фантазия хорошо работала исключительно в области раскрутки вир-проектов, ей не осталось ничего иного, кроме как признать, что Кристиан… а, собственно, что Кристиан? Потерял рассудок? А как тогда назвать то, что происходит с ней самой? Близнецы, да?..