Поминальная свеча - [25]

Шрифт
Интервал

В строю — бессменно, начеку.
Ведь запад полыхал пожаром.
А здесь, с востока, на Читу
Нам самурай грозил ударом.
Матчасть орудий. Стрельб накал.
Походы в степь. Тренаж в артпарке.
С нас даже в стужу пот стекал,
Как словно бы при банной парке.
Еще не ведая всех бед
И не мечтая о погонах
Я отработал трудный хлеб
На батарейных полигонах.
Потом настал и мой черед,
И вместе с новыми друзьями
Я шел к Победе, и мой взвод
Свой путь прокладывал с боями.
Был дух бойцов необорим,
Мы все преграды одолели.
Недаром, значит, кубари
В моих петлицах пламенели.

МОЖАЙСКАЯ ОСЕНЬ

Посвящается подвигу бойцов и командиров 82–й Халхингольской мотострелковой дивизии (позже — 3–я мотострелковая гвардейская Краснознаменная), переброшенной из Монголии в грозные дни октября 1941 года и с ходу вступившей в бой с немецко — фашистскими захватчиками на Можайском направлении и затем погнавшей гитлеровцев на запад.

И снова осень. В позолоте
Леса можайские окрест.
И дни уже на укороте,
Задумчив поздний благовест.
Пройди полями — сеткой дождик
Заткал туманный небосвод.
Пройди, пока еще на пожнях
Снега поземка не метет.
Здесь каждый камень, каждый холмик
С времен далекой старины
Сраженья жаркие запомнил
За жизнь и честь родной страны.
Отсюда гнали в лихолетье
Наполеоновских вояк.
Минуло более столетья —
И снова повторилось так.
Сюда в суровом сорок первом
Шагнула Гитлера орда.
Куда ни глянь — на юг, на север —
Пылали наши города.
Когда Отчизна в бой позвала,
Нужны ли громкие слова?
Все — от бойца до генерала —
Мы знали — за спиной Москва.
И насмерть встали под столицей
Моей дивизии полки.
От Нары гнали подлых фрицев
Кадровики — сибиряки.
К Бородину их на подмогу
Сибирь направила. Скорей!
Бойцы несли с собой в дорогу
Благословенье матерей.
С курьерской скоростью летели
К Москве составы, как могли.
Семь тысяч верст сплошной метели
От Керулена пролегли.
Их ждали тут на поле снежном,
Надежды возлагали все,
Чтобы щитом дивизий свежих
Прикрыть Можайское шоссе.
И в уставное нарушенье —
Война устав писала свой —
Минуя сосредоточенье,
Полки бросались с ходу в бой.
Навстречу танкам, самолетам
И морю шквального огня.
Казалось, дрогнет здесь пехота
И вспыхнет пламенем броня.
Взрывались бомбы и гранаты
И грохотало все вокруг.
— Назад ни шагу! — так солдатам
— Сказал отважный политрук.
Рубеж дивизия держала,
Как несгибаемый колосс,
Героев доблестных рождая,
В раскатах тех военных гроз.
Над Подмосковьем в исступленье
Мела железная пурга.
Но день пришел. И в наступленье
Пошли бойцы, громя врага.
Можайск и Дорохово взяты!
Отбито вновь Бородино!
И имя той победы свято
И жить в веках ей суждено.
Там, пробивая путь солдатам,
Шел сквозь огонь и дым крутой
Дивизион «сорокопяток» —
Семья и дом военный мой.
Бойцы под свист и рев шрапнели
Катили пушки на руках,
В упор расстреливая цели
И превращая танки в прах.
И где‑то в их строю шагая
В метели сквозь огонь и лед
Врага разил, не уставая,
Мой бывший боевой расчет.
Не счесть, пожалуй, сколько хлопцев
В жестоких схватках полегло,
Чтобы сияло нынче солнце
И все живое расцвело.
На той земле, на том пределе
Гвардейский высветлился знак
Что завоеван в ратном деле,
В огне стремительных атак.
И хоть потом встречала Прага
И был поверженный Берлин,
Родной дивизии отвага
С можайских началась равнин.
Давно пожары погасили.
Округа та — живой музей.
Я здесь прочту ряды фамилий
Бойцов дивизии своей.
На постаментах обелисков
И в документах наградных.
И вновь далекое мне близко
И те места родней родных…
И оттого в волненье стоя,
Я здесь колени преклоню,
Отдам дань памяти героям
И почесть Вечному огню.

КЕРЧЕНСКАЯ ПЕРЕПРАВА

Быль

Плавит солнце Керченский пролив,
Порт Кавказ его волну седлает
И размеренно нетороплив,
В Керчь свои паромы отправляет.
В наш паром ударила волна…
Мой земляк задумчиво мне молвил:
— Я сейчас иные времена
— И другую переправу вспомнил.
…Шла война, второй военный год.
Май хмелел. В Крыму — садов цветенье.
Но не до весенних тех красот
Было фронтовому поколенью.
Землю сотрясал орудий гром,
Дым пожарищ затуманил дали.
Под густым губительным огнем
Наши части с боем отступали.
Отбиваясь, отходили вспять
К берегу скалистому, обрывам.
За спиной легла пролива гладь,
Вспененная гущею разрывов.
А когда уже настал предел
Волею военного приказа
Те, кто в тяжкой битве уцелел,
Отходили к берегам Кавказа.
На рыбачьих лодках, катерах,
Даже на любой доске плавучей!
Сквозь огонь, опасности и страх
Добирались до Чушки зыбучей.
В это время, жертвуя собой,
Прикрывая арьергард пехотный,
Полк зенитный принял трудный бой
И под Керчью славно поработал.
Но и сам жестоко пострадал
И теперь лишь пулеметным взводом
На мысу скалистом прикрывал
Путь красноармейского отхода.
Лейтенант, кубанец молодой,
С уцелевшей горсткой побратимов
Слал из ДШК свинцовый рой
Во врага в упор, неотвратимо.
Пятачок земли объял озноб,
Жарко людям, жарко пулеметам.
Бьют стволы горячие взахлеб
По ревущим в небе самолетам.
В море рухнул «Юнкере» и другой,
Но уже летит волна вторая,
А герои продолжают бой,
Свой рубеж врагу не уступая.
Цепи автоматчиков с гряды
На бойцов в атаку устремились.
И от этой бешеной орды
Воины — зенитчики отбились.
К вечеру в строю — лишь пять бойцов,
Уцелела рация случайно.
И тогда радист в конце концов
Передал в эфир привет прощальный.

Еще от автора Алексей Михайлович Павлов
Казак Дикун

В авторской документально-очерковой хронике в захватывающем изложении представлены драматические события в казачьей Черномории периода 1792–1800 гг. через судьбы людей, реально живших в названную эпоху.


Иван Украинский

В авторской документально-очерковой хронике в захватывающем изложении представлены бурные потрясения на Кубани в ходе гражданской войны 1918–1920 гг. через судьбы людей, реально живших в названную эпоху.


Рекомендуем почитать
Петля Бороды

В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.


Золотая нить Ариадны

В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.


Резиденция. Тайная жизнь Белого дома

Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.


Горсть земли берут в дорогу люди, памятью о доме дорожа

«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».


Сандуны: Книга о московских банях

Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.


Лауреаты империализма

Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.