Поместья Корифона. Серый принц - [3]

Кельсе делал сходные выводы. «Ты изменилась, — сказал он. — Почему-то я рассчитывал встретить прежнюю веселую, легкомысленную, дурашливую девчонку».

«Мы оба не те, что прежде».

Кельсе презрительно покосился на свои протезы: «Ну да, конечно. Ты же еще не видела этих… приспособлений».

«Тебе удобно ими пользоваться?»

Кельсе пожал плечами: «Левая рука теперь сильнее правой. Могу колоть орехи пальцами и проделывать всякие потешные трюки. В других отношениях я, можно сказать, остался самим собой».

Шайна не удержалась от вопроса: «А я по-твоему, стала совсем другой?»

Кельсе с сомнением смерил ее глазами: «Ну, повзрослела на пять лет. Теперь ты не такая тощая. И научилась одеваться — выглядишь неплохо. Уезжала-то ты чумазым чертенком в лохмотьях».

«Чумазым чертенком, да уж…» — тихо, меланхолически повторила Шайна. Пока они шли по космическому вокзалу, ее переполняли воспоминания и образы. Проказливая девчонка, не знавшая ни зла ни горя, канула в прошлое — так, будто на чужбине она провела не пять, а пятьсот лет. Каким простым и понятным все казалось в детстве! Рассветная усадьба была средоточием Вселенной — ни больше ни меньше. Каждый ее обитатель воплощал свое предназначение. Ютер Мэддок был источником и олицетворением власти. Его решения — нередко милостивые, время от времени загадочные, порой ужасные — были законом неоспоримым, как законы небесной механики. Вокруг Ютера, повелителя Вселенной, вращались она и Кельсе, а также — по орбите не столь устойчивой, то приближаясь к трону, то пропадая в тени опалы — Кексик. Незамысловатое распределение ролей усложнялось лишь довольно-таки неопределенным, двусмысленным положением Кексика. Шайне отводилась роль «чумазого чертенка в лохмотьях», очаровательной баловницы, почти ни в чем ни у кого не встречавшей отказа — как иначе? Кельсе столь же естественно становился в позу благородного гордеца-страдальца, а Кексику поручалось амплуа удалого смельчака-весельчака. Таковы были неотъемлемые атрибуты бытия, безусловно подразумевавшиеся подобно розовому солнцу Метуэну в ультрамариновом небе Корифона. Унесенная мыслями в прошлое, Шайна видела себя на фоне Рассветной усадьбы: девочку среднего роста, не спешившую вытянуться, но обаятельно тонкую и длинноногую, без устали бегавшую, плававшую и лазившую везде, где можно было пробежаться, плюхнуться в воду или куда-нибудь вскарабкаться. Такой она была — такой она, в сущности, и осталась. Ее загоревшая на солнце кожа чуть отливала золотом, темные волнистые локоны непослушно сплетались. Она смотрела на мир с радостным удивлением, смеясь улыбчивым широким ртом и широко раскрыв глаза, будто каждое мгновение было чревато новым чудесным откровением. Любовь ее была невинна, ненависть — нерасчетлива, настроение менялось каждую минуту — то она нежно сюсюкала, приголубив какую-нибудь мелкую тварь, то весело дразнилась, уверенная в своей быстроногой безнаказанности… Теперь, через пять лет, Шайна надеялась, что не только выросла, но и поумнела.

Кельсе и Шайна вышли из вокзальной суматохи в мягкое, тихое сцинтаррийское утро. Шайна вдохнула знакомый ветерок, напоенный ароматами листвы и цветов. Под темно-зелеными кронами джубб пестрели фестоны пунцовых соцветий — солнечный свет сочился сквозь листву, рассыпаясь размытыми розовыми узорами на черной мостовой проспекта Харанотиса.

«Мы остановились в „Морском просторе“, — говорил Кельсе. — По случаю твоего возвращения тетка Вальтрина, разумеется, сегодня же устраивает вечеринку. Можно было бы, конечно, не тратить деньги и ночевать в Мирасоле, но что поделаешь…» Кельсе раздраженно замолчал. Шайна вспомнила, что брат всегда недолюбливал Вальтрину. Кельсе спросил: «Вызвать такси?»

«Пойдем пешком. Здесь красиво! На борту „Ниамантика“ тесно, пришлось неделю провести взаперти, — Шайна глубоко вздохнула. — Я рада вернуться! Уже чувствую себя как дома».

Кельсе иронически хмыкнул: «Что тебе мешало приехать раньше?»

«О! Самые разные вещи, — Шайна беззаботно махнула рукой. — Упрямство. Своеволие. Папаша».

«Полагаю, что упрямства и своеволия у тебя не убавилось. Папаша тоже каким был, таким и остался. Если ты надеялась, что он станет податливее, тебя ждет большое разочарование».

«Нет у меня никаких иллюзий. Кому-то придется уступить — мне это не труднее, чем кому-либо другому. Расскажи об отце. Чем он занимается последнее время?»

Прежде чем отвечать, Кельсе задумался — такой привычки Шайна в нем раньше не замечала. «Пять лет промчались во мгновение ока, и он уже не ребенок», — подумала она.

«В общем распорядок жизни остался прежним, — прервал молчание Кельсе. — С тех пор, как ты уехала, было много новых хлопот и… Ты, конечно, слышала о „Союзе раскрепощения“?»

«Кажется. Точно не помню».

«Своего рода общество, основанное здесь, в Оланже. Раскрепостители хотят, чтобы мы разорвали „Договоры о повиновении“ и убрались из Уайи. Само собой, в этом нет ничего нового. Но в последнее время их движение вошло в моду, а Серый Принц, как он себя называет, стал популярной фигурой — символом грядущего раскрепощения, понимаешь ли».

«Серый Принц? Кто это?»