Полюс Лорда - [11]

ГЛАВА 3

Автобус бодро несся к городу. Час был ранний, машин было немного, солнце, появившись откуда-то сбоку, заливало ярким светом дорогу, слепило глаза и медленно нагревало остывшие за ночь пластиковые сиденья. Ошалевшая от света муха, невесть как сюда попавшая, неугомонно носилась от пассажира к пассажиру, явно отдавая предпочтение лысым. Лысые шлепали себя по черепам – не зло, скорее добродушно, и муха, нимало не обижаясь, перелетала дальше.

Рядом никого не было, зато сзади меня двое оживленно беседовали. По-видимому, они во всем были согласны, что не мешало более разговорчивому начинать каждое свое заявление приблизительно таким образом:

– Нет, не то… – или же: – Не в том дело… – после чего он, слово в слово, повторял сказанное собеседником.

Веки у меня слипались – я плохо спал ночь. Разлитое в воздухе тепло убаюкивало.

Думать о вчерашнем не хотелось, а от утра осталось чувство неполноты, как случается, когда чего-то недоделаешь или недоскажешь.

Салли нe вышла к завтраку; отец сообщил, что она еще спит. Вдвоем мы пили кофе, изредка перебрасываясь незначительными словами. Отец вздыхал, жаловался на головную боль, глотал какие-то желудочные лекарства.

Улучив момент, я вызвал по телефону такси. Когда машина подкатила к крыльцу, отец поморщился.

– Ты же знаешь, что я хотел… – Он махнул рукой и отвернулся.

Я поднялся и, пробормотав слова прощания, направился к двери. Уже перешагнув за порог, вспомнил и вернулся.

– Так как же, ты примешь Кестлера? – спросил я нерешительно.

Отец даже подскочил от неожиданности.

– Ты что, учить меня?! – закричал он, сметая в сторону чашку с блюдцем. – Таких консультантов, как ты!…

Конца я не расслышал; взвинченный, я выбежал во двор и бросился к автомобилю. Уже захлопывая дверцу, услышал неровный голос отца:

– Алекс, постой, Алекс!…

Вполоборота я увидел, что он бежит к машине.

– Езжайте! – обратился я к шоферу. Тот пребывал в нерешительности. – Двигайтесь же, черт бы вас побрал! – закричал я ему прямо в ухо.

Отец не успел схватиться за дверцу, когда машина рванулась и, набирая ходу, помчалась по дорожке. Я не оборачивался…

***

Теперь, припоминая эту глупую сценку, я упрекал себя за мое выступление. Ведь правда, мое вмешательство в дела отца было неуместно. Да и настолько ли хорошо я знаю Кестлера? Стороной я даже слыхал, что он выпивает. Хотя, может быть, и врут – очень уж это не подходит к его обличью.

Помню – это было очень давно, мне не было и десяти, – он приходил к нам на 9-ю авеню – мы снимали там небольшую квартирку на четвертом этаже – приходил такой серьезный, всегда в сером костюме, старой баварской шляпе, с большим старомодным бантом, повязанным вместо галстука. Входил в переднюю, затем в гостиную, не сразу; почему-то задерживался в дверях, сохраняя при этом молчание. Даже здороваясь, он выдерживал паузу, обдавая каждого мягким внимательным взглядом. Матери он приносил цветы, мне – шоколад. Мать журила его за расточительность, я прощал его за то же и, вооружившись шоколадной плиткой, устраивался поближе и не отрываясь смотрел ему в рот.

Говорил он медленно, часто останавливаясь, и его глаза, глубокие и задумчивые, проливали на сказанное иной, тайный смысл. Он мог, например, начать так:

– Сегодня я встретил Юджина Форсайта… – или: – В Вашингтонском Сквере я наблюдал белку… – И вот уж и белка и Юджин, расцвеченные воображением, приобретали в моих глазах особую значительность, отчего все дальнейшее не могло не отлиться в необыденные формы.

И вообще склад его ума был фантастический. От него подчас можно было услышать удивительные вещи. Припоминаю, как однажды он взял меня в парк на прогулку. Мы уселись на скамейке, и я с нетерпением оглядывался, поджидая тележку с мороженым. Кестлер заметил это и вынул большие карманные часы.

– А вот мы его поторопим, – сказал он и сделал вид, что подкручивает стрелки.

В ту же секунду я услышал звон колокольчика; старик мороженщик остановился перед нами.

Я был потрясен и, как только расправился со сладостью, обратился к моему компаньону:

– Кестлер, – мы все его так звали, – скажите, как вы это сделали?

Он засмеялся:

– Очень просто, я передвинул стрелки на часах. – Кестлер, – настаивал я, – я могу сколько

угодно вертеть стрелки на моих, но от этого суббота не наступит ни минутой раньше.

Он отвечал:

– Это особенный механизм. Когда подкручиваешь стрелки, то переносишься вперед на любые сроки.

Я даже подпрыгнул от восхищения.

– Чудесно, Кестлер! Одолжите мне ваши часы. Мне завтра идти к зубному врачу. Мне будут рвать зуб… Я переставлю часы и очнусь дома без зуба!

Признаюсь, я схитрил: мне предстояло получить всего лишь две пломбы, но дантиста я боялся смертельно и всегда дрожал, когда он походкой хищника приближался ко мне.

Кестлер покачал головой:

– Нельзя, это может войти в привычку: сперва зубы, потом школьные экзамены…

– Нет, обещаю, ей-Богу, – перебил его я, – разве что если по математике!

Кестлер оставался непреклонен.

– Не дам, я не хочу укорачивать твою жизнь. Мы смотрели друг на друга и вдруг, вспомнив,

что все это шутка, разражались смехом.

А то раз мы очутились за городом. Дело было осенью, вечер быстро опрокинулся на землю, было тихо. Неожиданно окружающую темноту прорезали грустные звуки. Кестлер поднял голову к темному небу.