Полярный круг - [4]

«Надо бы купить этот клык для музея», — подумал Нанок, перевернув клык на ту сторону, где были нарисованы яранги. В детстве Нанок приезжал с родителями в такой Уэлен. Они жили в палатке на берегу моря и ходили смотреть на электрический ветродвигатель, который устрашающе махал крыльями, со свистом рассекая воздух.

Вон он, этот первенец чукотской электрификации. Таня Печетегина разместила его среди яранг на том несуществующем ныне пустыре, где он встречал все ветры.

Нанок ездил в Уэлен из несуществующего ныне Наукана.

И вдруг его охватило такое желание побывать на старом месте, что он был готов пойти в Наукан пешком через горы. Но в это время года путешествовать опасно: на вершинах уже выпал снег, в ветреную погоду там пуржит, и можно замерзнуть.

Вельбот, шедший в районный центр, высадил Нанока в Наукане.

Косые волны жадно лизали берег и уносились к югу, на вольный простор Тихого океана. Плотный воздух, упругой стеной напиравший на него, был густо напоен соленым запахом близкого льда, ароматом водорослей и чем-то еще, очень дорогим, волнующим.

Скрылся с глаз маяк, домик полярной станции, крест, поставленный командой гидрографического судна «Шилка» в 1910 году в честь Семена Дежнева, и новый маяк-обелиск с бронзовым памятником великому землепроходцу.

На галечном берегу кое-где виднелись моржовые черепа, побелевшие кости зверей, убитых бывшими жителями Наукана.

Нанок нашел камень и присел.

Здесь место, где он родился. Здесь та точка, откуда для него начинается Родина и откуда он пошел в дальний путь, — не на санях, как Расмуссен, а на кораблях, самолетах, поездах, автомобилях.

У Нанока есть свой полярный круг, по которому он хотел бы пройти сам, исследовав и повторив историю своего народа. Народа, которому совсем еще недавно было отказано быть равным и близким всем другим народам земли.

Он еще ни с кем не делился своим замыслом, хотя задумал это, когда только еще собирался поступать на исторический факультет. Склонившись над книгами в Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, вглядываясь в рисунки на моржовых клыках, Нанок пытался угадать мысли и чувства своего далекого предшественника, морского охотника, источником жизни которого был холодный, покрытый льдами океан. У него, этого предшественника, есть своя родословная. Какая же она у эскимосов?

Возвращаясь в общежитие по улицам Ленинграда, Нанок размышлял об истоках жизни своего народа, останавливался у освещенных витрин, бездумно глядя на манекены, одетые так, как не одевается ни один человек на улице. Точно так же, необычно тщательно были одеты духи-охранители, запрятанные в глубине полога науканского нынлю.

Начало полярного круга Нанока лежало на этих крутых тропах, продолжалось в школе, в педагогическом училище, потом в Ленинграде и вот снова здесь, на родине. Но это совсем не значило, что круг замкнулся. Нет, круг был шире того, что обозначен тонкой линией на глобусе или географической карте. Мысленно очерченный полярный круг, по которому только начал идти Нанок, еще таил в себе открытия. Может, придется не раз отдаляться от этого места, уходить вдаль, подниматься ввысь в поисках истины.

Вспомнилась сказка, слышанная от бабушки Чульхэны.

Говорят, жили в этом месте два друга, два молодых охотника. Они были сильны и удачливы. Для них уже был тесен простор Берингова пролива, и их каяки, говорят, иной раз доходили до моря Бофорта, где в узких проливах круглый год стоит лед. И решились молодые эскимосы на дерзость: задумали обойти весь мир. Близкие и односельчане уговаривали отказаться от безумной идеи, но юноши были непреклонны и отвечали так: «Кто-то должен идти первым…» И ушли люди. На третий день было по ним поминальное угощение, ибо считали, что они больше не вернутся в Наукан. Шли годы, все реже вспоминали о путешественниках, разве лишь в назидание тем, кто дерзил старшим и без меры бахвалился своей удалью. Померли их отцы, отправились сквозь облака их матери, за ними ушли старшие братья и сестры… Об этих решивших обойти весь мир уже говорили, как о потерянных в далеком прошлом. И вдруг в один из ясных зимних дней люди увидели на фоне ясного неба две согбенные фигурки, опирающиеся на посохи. Они смотрели вниз, на жилища, и что-то говорили друг другу, а потом стали медленно спускаться по тропинке, мимо старинного кладбища, на котором белели кости ушедших сквозь облака…

Спустились те двое к нынлю.

Одежда на них была чудная, на обуви заплатка на заплатке, и, по всему видать, пришли они с дальней стороны. Удивительно еще было то, что пришельцы разговаривали на эскимосском языке! Но самое поразительное, они начали узнавать людей и называть их по именам. А потом признались, что они — те самые, которые ушли путешествовать много-много лет назад. Те, кто помнил их, едва могли узнать в двух старцах сильных юношей, ушедших на пружинистых ногах в дальний путь.

И тогда один из их сверстников-науканцев воскликнул:

— Где же потеряли вы свою молодость?

И ответили старцы:

— Свет велик. И мы состарились в пути. Но прожили интересную жизнь. Пока мы шли, мы набирались мудрости и знаний. Теперь мы вернулись домой, чтобы передать их будущим поколениям… И из всех больших и малых истин, о которых мы узнали, самая великая та, что нет лучшей земли на свете, чем родная земля, и нет большей радости, чем снова вернуться к ней.