Полярный круг - [11]

— А хозяева? — поинтересовался Нанок.

— Мы с Виктором хозяева, — улыбнулась девушка. — Родители наши уехали в отпуск на материк, мы вот сторожим ярангу, а Виктор пасет оленей, хотя ему это не очень нравится.

Виктор что-то хмыкнул, подбросил дров в костер и поправил висящий над огнем чайник.

— Чем ехидничать, лучше бы накормила гостя, — сказал он.

Зина скинула куртку, надела яркий клеенчатый передник и принялась хлопотать у костра.

Виктор сел рядом с Наноком. Он был толстоват для тундровика, должно быть, отъелся на берегу, где не так много приходится двигаться.

— Что вы будете делать в тундре? — спросил он Нанока.

— Буду собирать фольклор, кое-что запишу на магнитофон, может быть, удастся что-нибудь приобрести для музея.

Виктор обвел взглядом чоттагин и усмехнулся.

— Ничего у нас такого нет, чтобы подошло для музея.

— Что вы, — возразил Нанок, — вот, например, то ведро.

Оно сразу привлекло внимание Нанока, но он не знал, как подступиться. Ведро было сшито из хорошо выделанной лахтачьей кожи, дважды простегано ровным швом из тонкого нерпичьего ремня и, по всему видать, совершенно не пропускало воду.

Виктор громко засмеялся.

— Берите его хоть сейчас!

— Я могу заплатить деньги, — живо отозвался Нанок, не веря своим ушам. Приобрести такое ведро — редкая удача, такие давно уже перестали делать на всем побережье: еще в начале восемнадцатого века появилась металлическая посуда.

— Что же это ты распоряжаешься родительским добром? — заметила Зина.

— Отец уже давно грозился выбросить эту рухлядь! — сказал Виктор. — Пусть уж лучше музею послужит, чем будет гнить здесь.

Зина приготовила угощение и виновато сказала:

— Свежее мясо будет завтра.

Нанок порылся в чемодане и вытащил узкогорлую бутылку болгарского сухого вина, которую он вез с самого Анадыря.

— Какомэй! — обрадованно произнес Виктор. — Надо позвать бригадира.

Пока Виктор бегал за бригадиром, Зина рассказала о своей семье. Канталины были потомственными оленеводами, исконными жителями полуостровной тундры. В Уэлене у них множество родичей, крепко связанных родственными узами с науканскими эскимосами.

— Все детство я провела в семье у Памья. Его жена родом из Наукана. Она и научила меня песням и танцам. А еще — недалеко от нас жил Атык, вы, наверное, о нем слышали? Он меня очень любил, и ему нравилось, когда я танцевала под его пение. Когда создавали ансамбль, меня вызвали, и вот я, Зина Канталина, теперь артистка чукотско-эскимосского ансамбля «Эргырон». Сейчас в отпуске, осталась неделя.

— Мне говорили, что ансамбль сейчас собирается в промышленные районы, — заметил Нанок.

— Да. А меня ненадолго отпустили для сдачи экзаменов на аттестат зрелости. Только-только их сдала, а то два года никак не могла собраться…

— А Виктор тоже учится?

— В сельхозтехникуме в Оле, недалеко от Магадана. Не нравится ему там. Мечтает перейти в горный техникум. Все тундровое ругает… Может, он в чем-то и прав, — задумчиво произнесла Зина. — Иногда вернешься сюда после долгих гастролей, после больших городов, нашего Анадыря и крупных поселков — Билибино, Провидения, — словно возвращаешься в машине времени в прошлое… Кажется, что тут все остановилось.

Бригадир вошел с широкой, приветливой улыбкой. Он принес большой кусок мяса.

— Почему ты, Зина, не сказала, что у тебя нет мяса? — упрекнул он хозяйку. — Нехорошо, тем более — гость у вас. Извините, товарищ, но я принимал груз, занят был. Петр Клей.

Нанок еще раз назвал себя и сказал:

— Нутетеин привет вам передавал.

— Спасибо, — ответил Клей.

— Вы, пока пейте вино, а мясо тем временем сварится, — сказала Зина, наливая в котел воду.

— Завтра пригоним стадо, угостим вас языками, — пообещал бригадир, усаживаясь на ящик.

Виктор разлил вино по стаканам. Зина, оторвавшись на минуту, выпила вместе со всеми.

— Спирт, конечно, лучше, — с сожалением произнес Клей.

— В магазинах сейчас трудно купить спиртное, — сказал в оправдание Нанок.

— Да-а, идет большая борьба с алкоголизмом, — согласился бригадир. Он произнес эти слова без всякой иронии. — Вредная штука, но притягивает…

Поняв намек, Виктор разлил остатки вина, причем большая часть досталась бригадиру.

Мясо сварилось, и Зина положила перед Наноком грудинку.

— Ешьте, — ласково сказала она.

— Если что понадобится — обращайтесь, — сказал бригадир, собираясь. — Пока отдыхайте. Сегодня мы с Виктором уходим в стадо, а завтра к вечеру пригоним оленей.

Солнце было еще высоко в небе, хотя часы показывали уже восьмой час вечера. Из оленьего стада пришел вездеход. Виктор Канталин переоделся в легкую кухлянку, сменил резиновые сапоги на летние торбаса, взял чаат[4] и кривую палку. Зина налила ему полный термос горячего чаю, положила галеты и банку сгущенного молока.

Вездеход ушел. Долго слышался рокот мотора.

Нанок пошел за водой. Большой язык нерастаявшего снега спускался к потоку. За рекой на кочках сидели белые полярные совы. Вдали пролетели два журавля, низко стелясь над тундрой.

Замер рокот вездехода, явственнее стал слышен шум ручья. Яранги скрылись за холмом, и со всех сторон Нанока обступила тундра.

Он присел на прибрежный камень, нагревшийся за день.