Полярная звезда - [12]

— Ах да, макрель, — отозвался Поль. — Да, да, ты продаёшь её.

— Ага, продаю. Беру в порту и продаю.

— Да, — повторил Поль.

Он переминался с ноги на ногу, никак не решаясь уйти. Что-то — он не знал, что именно, — удерживало его возле этого мальчика.

— Ты как та девчонка, — заметил он наконец, чтобы прервать молчание.

— Какая девчонка?

— Да я видел там одну, — Поль неопределённым жестом указал куда-то влево, — там, в пещерах, на берегу.

— Такая толстуха, с большим носом?

— Нет, скорее худая, очень чёрная, и юбка на ней висит…

— Значит, Маринетта из пещеры «Полет», — прервал его рыжий. — Ну и пройдоха она!

— Она всё продала, эта девочка, — уточнил Поль, — и выручила сто тридцать пять франков. Я слышал, как она говорила той женщине.

— Подумаешь! — отозвался рыжий.

Он несколько раз повторил «подумаешь», сопровождая свои слова выразительной гримасой. Видимо, сообщение это его совершенно убило.

— Девчонки вечно плетут невесть что, — через минуту заявил он, — и вообще, сто тридцать пять франков… У меня уже пятьдесят, и погоди, стоит мне как следует взяться за дело, и я заткну за пояс Маринетту!.. Макрель, продаю макрель! — завопил он во весь голос, поднимая корзинку. — Ну, пошли, — сказал он Полю.

— Да мне… — начал было Поль.

Но он уже стоял на мостовой рядом с мальчиком. «Макрель, свежая макрель!» Что подумала бы госпожа Юло, попадись она им навстречу? Что сказал бы папа? Но ведь папа сам торговал рыбой.

— И я бы с удовольствием это делал, — заметил он на ходу.

— Ну что ты, дурацкая работа! — весело возразил рыжий. — Я занимаюсь ею в каникулы, чтобы помочь маме, но, когда кончу школу, тогда увидишь, вот увидишь…

— А что?

— Секрет… Как тебя зовут?

— Поль.

— А меня Ник… Продаю макрель!.. Не угодно ли, сударыня? — спросил Ник у какой-то толстой женщины, остановившейся возле него. — Макрель, свежая, как огурчик, двенадцать франков штука, ну просто даром!

Женщина сунула нос в корзинку, поторговалась и в конце концов взяла четыре макрели за сорок франков.

— Все они торгуются, — объяснил рыжий, как только она отошла, — но я их повадки знаю и потому благоразумно запрашиваю. Сорок франков за раз… Что скажешь, а? Да, кстати, — без всякого перехода добавил он, — не очень-то ты оказался хитёр, когда два дня назад дал Тинтину свистнуть твой ножик! Ты что, не мог погнаться за ним? Ноги у тебя отнялись, что ли?

— Ничуть не бывало, — возразил Поль. — Просто я…

Он чуть не сказал «не посмел», но вовремя удержался и хвастливо заявил:

— Плевать мне на него, на этот ножик!

— Что ж, тем лучше, тем лучше, — отозвался Ник, искоса взглянув на него. — А я-то думал… Ну, раз ты так смотришь, тогда всё прекрасно… Макрель! Продаю макрель! Кому макрель?

У входа в порт какой-то господин взял две рыбы, а чуть подальше, возле угольного пирса, какая-то дама купила три.

Ник ликовал: ага, он знает, как взяться за дело, этого никто не станет отрицать! Он считал по пальцам:

— Пятьдесят франков, которые у меня были, потом ещё сорок, потом двадцать, потом ещё тридцать, всего…

— Сто сорок, — объявил Поль.

— Скажи-ка на милость, что я, по-твоему, не умею считать?.. Сто сорок, точно… Обскакали Маринетту! Видел? Да ещё на пять чистеньких. Ну, на сегодня хватит: осталось пять макрелей, отнесу их своим. Впрочем, я уже дома.

V

Поль вытаращил глаза. Он так долго шёл, беседуя под крик «Продаю макрель!», что теперь совершенно не представлял, где находится. Узкая улочка, скверные домишки, оштукатуренные в грязно-жёлтый цвет, разбитая мостовая, на которой он всё время спотыкался. «Улица Вёле», — прочитал он на табличке. Между бакалейной лавкой и дощатым забором — какая-то полуразвалившаяся таверна с тусклыми стёклами, за которыми поблёскивал цинковый прилавок. Здесь, возле этой таверны, и остановился Ник. Он толкнул корзинкой дверь и, так как Поль в нерешительности продолжал стоять на тротуаре, потянул его за руку.

— Входи же, — сказал он ему, — раз ты столько прошёл.

Таверна была такая маленькая, что прилавок занимал почти половину её; на полках, покрытых коричневой клеёнкой, выстроились в ряд несколько бутылок и графинов, а совсем в глубине, в самом тёмном углу, виднелся длинный стол и две скамьи. В этой комнате с низким потолком, где пахло, как в прачечной, стояла невероятная духота, хуже, чем на улице. Ник со вздохом облегчения поставил корзинку на стол.

— Где мама? — крикнул он, обращаясь к кому-то невидимому.

Послышался лёгкий шум, и из-за прилавка показалась сперва голова маленькой девочки, а затем и вся она. Девочка, так же как Маринетта, была босая, а растрёпанные волосы почти совсем закрывали её испачканное личико. Она прижимала к себе старую безрукую куклу.

— Иветта, где мама? — повторил Ник.

Малютка не ответила, лишь покосилась исподлобья на Поля и тут же отвела большие тёмные глаза. Ник с шумом втянул воздух.

— Пахнет стиркой, — заявил он, — значит, мама тут! Мама! А мама!

Чьи-то пронзительные крики заглушили его голос, и Поль увидел налево от длинного стола детскую коляску, в которой барахтался младенец.

— Что за крикун! — возмутился Ник. — Да угомонись же ты… А вот и мама!

Высокая худая женщина с добрым и грустным лицом появилась в глубине комнаты.