Поляна, 2014 № 03 (9), август - [20]

— Тигр, миленький, ну куда ты, ну постой минуточку! — умоляла я непогибшего красавца.

— Ладно, — сказал, наконец, тигр, вздохнул и улегся на холмик.

— Ты прелесть, — кричала я как сумасшедшая, благо никого рядом не было, — какой же ты красавец! Чудо просто!

Тигр посмотрел на меня, слез с холмика, подошел к сетке вплотную и тихо сказал:

— Я вчера, того, наврал малость, мне неловко, я ведь не профессор, — и лизнул мой телефон.

Елена Ительсон

Рассказы

Ночные тайны

Каждый вечер родители очень долго укладывали мальчика спать. Готовы были читать ему любые книги вслух — лишь бы он заснул.

На уроках, когда было скучно, мальчик думал: — Они торопятся избавиться от меня. Я им мешаю.

Но в чем?

И однажды ночью мальчик тихо лег прямо на пол — под кровать родителей.

Родители тут же выключили свет. И… стали читать книги электронные… каждый — свою. Читали и ругали друг друга, что им отсвечивает текст.

Мальчик лежал на полу, затаившись… Только бы не чихнуть…

Вдруг зазвонил телефон. И папа долго разговаривал со своей мамой. Все время говорил: — Не волнуйся мама. У нас все хорошо. Да… да… И в школе у сына все хорошо…

Папа поговорил. И мама мальчика вздохнула….

И вдруг мальчик чихнул…

— Зачем ты пустил пса? Он будет прыгать в постель…

— А… — подумал мальчик, — значит, пес тут у них вечно околачивается, а я сплю в комнате. И мне иногда страшно. А жаловаться нельзя…

— Пса? — папа встал и открыл дверь. У порога лежал пес…

— А кто же чихает? — спросила мама.

— Я чихаю, я. Ты не узнаешь, — сказал папа и посмотрел под кровать. Он увидел сына и сказал своей жене.

— Так устал на работе. Хочу спать…

Удивительно, но мальчик тоже заснул. Прямо на полу… Под кроватью.

Ночью мама пошла… ну вышла на минуту…

И папа еще раз посмотрел под кровать и спросил: — Хочешь, я перенесу тебя в твою комнату, пока мама не видит?

И не дождавшись ответа, перенес спящего сына на его кровать…

— Что хотел узнать сын? — думал папа и вдруг начал чихать и чихать…

— Я пойду посмотрю, как спит наш сын, — и мама увидела, что сын спит какой-то взъерошенный и одеяло скинул.

— Только бы не заболел. У меня отчет, — подумала мама.

Вернулась и увидела спящего мужа…

— Устал, — подумала она.

Утром папа шепотом объяснял сыну, что такое мужская солидарность: это когда я увидел тебя не там, где ты должен быть и промолчал.

— А потом ты увидишь меня не там, где я должен быть, и тоже промолчишь…

— А где я тебя увижу? На крыше? В небе?

— Нет, это для тебя непонятно, пойдем завтракать.

Так я и не понял, что они меня так рано укладывают спать, — подумал мальчик. — Ну ладно, узнаю потом…

Сашка

И был день. Прекрасный голубой светлый день 70-х. Наши каникулы. И был двор. Не всегда понимавший меня. Но сейчас покорно молчавший — что-то задерживались девчонки со скакалками и резинками.

И была лужа около гаража и помойки. И вдоль лужи ходила молодая соседская собака Жулька. Ее выпускали гулять на целый учительский день (учителя в каникулы тоже работали). За ней следили всем двором. И все равно Жулька иногда успевала съесть какую-то дрянь…

И были голуби — их тогда было очень много, парами слетались на хлебные крошки. Крошки им сыпали все, но больше всех — хозяйка Жуль-ки, учительница Мария Ивановна. В блокаду она ела столярный клей. Она первая рассказала нам о блокаде. На другой день мы с подругой и сыном Марии Ивановны решили попробовать на вкус столярный клей. Не успели. Нас поймала сама Мария Ивановна. Она не ругала. Сына она била без нас.

И была музыка. Из окна соседа. Взрослого соседа. Он каждый день играл «Полонезогинского» — это я произносила в одно слово. Он учился в институте и хотел жениться.

Моей сестре, которая тоже училась в институте и хотела замуж, нужно было только одно — чуть-чуть похудеть (это она так считала). А вот соседу, наверное, чтобы жениться, надо было обязательно хорошо сыграть «Полонезогинского» — так думала я.

У них была сессия. И потому они были дома… Каждый — в своем жилище. И потому я так рано была во дворе. Я не хотела слушаться сестру.

И каждый день зимой и летом, в любую погоду, во двор выходил Сашка. Совершенно взрослый человек с бородой, одетый во все белое (чуть ли не сшитое из простыней). Это чтобы не поехал в транспорте — так объяснили нам. Какой вред мог принести Сашка транспорту, я не знаю до сих пор. Он садился к нам на скамейку и разговаривал с нами, с детьми.

Меня удивляло, что он, взрослый, разговаривал с нами… Однажды я спросила:

— Саша (не могла же я его называть Сашкой, взрослого человека)! А вы кем хотите стать?

— Я хочу в небо, — ответил Сашка.

— Это в космонавты? — переспросила я. — Так на космонавта учиться надо.

— Нет. Мне не надо будет учиться… — Сашка засмеялся.

Проходившая мимо нас соседка закричала:

— Дети! Ну что вы с дураком разговариваете?

— Тетя Клава! А вот вы можете числа в уме перемножать? Трехзначные? — Тетя Клава застыла в ожидании «экзамена». — А он… может. Вот давайте умножим…

— Я — дурак, — сказал Сашка.

Тетя Клава кивнула:

— Дурак. Видишь, даже сам знаешь…

Сашка встал и ушел.

Внезапно раздался крик:

— Уберите этого дурака! Уберите его со стройки!

Сидя на скамейке, я подняла голову. Рядом с нами строили дом. Высокий. (Тень от него навечно сделает нашу квартиру несолнечной.) Шла стройка. Но Сашка оказался на самом верху. Он сидел на кирпичной стене и тихо смотрел в небо. Ровно над ним работал кран. Стройку приостановили. Выбегали мужчины. Кричали. Сашка недвижно сидел на этой кладке и смотрел в облака. Кучевые и перистые — это я научила Сашку. Я же недаром ходила в школу. И Сашка рассматривал их. Но его же выгнали со скамейки. За ним пошел сосед-пенсионер. Еле взобрался, ругал Сашку, уговаривал. Тот оставался сидеть. Больше всего мы боялись, что он упадет со стены. Я подбежала к строителю: