Поляна, 2014 № 03 (9), август - [22]

— Хорошо, а как же любовь? — спросила Собака.

— Значит, такая была любовь. Значит, я буду ждать другого человека. Который мне простит мою внешнюю небрежность… А за помощь в уборке — спасибо…

…Леся проснулась и увидела убранную квартиру…

«Это был сон, — подумала она, — но кто же сделал эту уборку…»

— Медея! — позвала она собаку.

Собака не откликалась. Она дремала в коридоре и ждала прогулки. Как ждут все собаки.

— Лапочка!

Она не откликалась…

— Собака, — позвала ее Леся, — гулять!

…И больше собака не разговаривала с ней. Не умела говорить. Как все собаки.

«Когда-нибудь меня кто-то найдет, как я нашла эту собаку», — подумала Леся.

Сегодня холодно

Сегодня холодно. Страшно холодно. И мой муж — весь насупленный — старается делать вид, что ему тепло и уютно. Говорит — сегодня никуда не пойдем… И пес смотрит на меня — будет ли прогулка?

Все время звонит мобильник. К нам идут непредвиденные гости. Идут они со своей едой, я понимаю, что они в ссоре с кем-то из домашних…

— Когда же я буду готовиться к сессии? — думаю я. И понимаю, что этим людям тяжело. Что их надо выслушать.

И вот мы едим и разговариваем о жизни… Но муж переводит разговор к проблемам поэзии.

Хорошо, что он мои стихи не воспринимает всерьез.

Муж поднимает вилку, чтобы сказать что-то умное (как у себя на кафедре). А на вилке — сосиска. И кот, молча сидевший до этой минуты на коленях у моего мужа, цапает сосиску с вилки и глотает эту сосиску в одну минуту.

Муж останавливается со своей вилкой и умной мыслью и чертит знак бесконечности.

А в это время мы уже едим котлеты. И первую я выдаю мужу, глядя на наглого кота (кот даже никуда не сбежал).

Муж и кот понятливо кивают своими головами. «Приходите почаще, такие гости» — вот что написано на скромной морде кота.

…Сессия… сессия… — я все время держу это в голове и думаю — только бы не вспомнили про игру «Эрудит»… Это до ночи…

— Так за неделю устал от компьютера! Ане поиграть ли нам в «Эрудит»! — восклицает муж. И мы играем в эту настольную игру, а у меня стучит жилка «Сессия… сессия…»

Я с общего разрешения иду гулять с собакой. Захожу с ней в маленький магазин — в единственный, куда пускают с собаками. Докупаю продукты, и продавец выдает мне для собаки добавку… внезапную.

Пес осматривает ларьки, где продается его сувенирная кость. Понимает, что сегодня ему больше ничего покупать не будут.

…Наша улица маленькая. И меня знают все продавцы.

— Девочка! подойди сюда! — зовет один из них.

Я смущаюсь и боюсь. Переглядываюсь со своим псом. Понимаю, что защита у меня есть.

Сейчас. Прямо сейчас. Пока муж играет в «Эрудита».

Продавец дарит мне букет тюльпанов. Дарит очень настойчиво.

— А что я скажу своему мужу?

— У меня дочка твоего возраста. Чем-то похожа. Вот так и скажи своему мужу. Или приври. Но ты не умеешь врать…

Удивленная, я возвращаюсь домой. Там все еще играют в «Эрудит». Я начинаю стирать и зову свою подругу.

— Что у вас стряслось?

— Да от свекрови устала. Устала и все. Давай помогу… Мы уже моем полы. А я думаю про необычные пельмени — как сделать самой тесто? А вот на Востоке жарко, — думаю я и… вспоминаю про цветы. Они остались лежать на тумбочке, пока я вытирала лапы собаке.

— Ой, что это за цветы? Откуда? — интересуется подруга.

— Муж подарил мне. Ходил за ними с утра.

— Так их не было, когда мы пришли.

— Вы не заметили. Здесь лежали вещи. Вы позвонили, и муж отвлекся…

— Какой у тебя все-таки умный и заботливый муж, — говорит моя подруга. А я уже не знаю, куда спрятать цветы. Наконец захожу в комнату, где все еще продолжается игра в «Эрудит» и говорю мужу:

— Спасибо тебе за цветы, которые ты мне подарил. Но знаешь… Они чуть не замерзли там, в прихожей…

Кстати, на улице потеплело…

Владимир Круковер

Пощечина

Ромка очень любил праздники.

Потому что в праздники к его родителям приходили гости. Конечно, если бы Ромка мог сам выбирать гостей, то он многих из них не стал приглашать. Зачем, например, приглашать Клару Ароновну, которая всегда много говорит, все рассматривает, будто пришла в магазин, щиплет его за щеку, приговаривая пронзительным голосом одну и ту же фразу: «Это кто же у нас тут? Кто этот юный мужчина? Как мы быстро растем, скоро за мной ухаживать будем?» Кроме того, от Клары Ароновны пахло с такой силой, будто она вылила на себя целое ведро с духами. И она всегда говорила, что ест, как птичка, что у нее совсем нет аппетита, а сама ела, будто пьяный грузчик. (Ромка не видел, как ели грузчики, но мама скорей всего видела и всегда говорила про тех, кто ел много и жадно, что они едят, как пьяные грузчики.)

Не пригласил бы Ромка и доктора Дубовика, высоченного дядьку с бородкой клинышком. Дубовик работал с папой в больнице, в гостях он всегда стеснялся, поэтому много молчал и часто выходил на балкон курить. Он был скучный взрослый и никогда Ромке ничего не приносил.

Честно говоря, Ромка пригласил бы только семью Семенченко. Потому что они были единственные, кто приходил с дочкой Наташей.

Естественно, что праздники нравились Ромке еще и праздничным ужином. Сперва стол покрывали белой праздничной скатертью, потом на скатерть ставили приборы и начинали выкладывать закуски. В круглых тарелках лежали тоненькие кружочки колбас, ветчины, буженины, в продолговатых тарелочках нежились в масле шпроты и сардины. В глубоких мисках горбились разнообразные салаты. Еще были тарелочки с огурчиками, грибами, помидорами. Между ними выстраивались бутылки с вином, водкой и коньяком. Женщины пили вино, Дубовик пил водку, а папа и Семенченко-отец пили коньяк. Семенченко-мама всегда говорила Семенченко-папе, чтоб он не пил каждую рюмку до конца, «не на поминках», мол. Но он кивал ей: «Да, милочка», — и все равно пил до конца.