Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - [84]
В одной из ниш около камина стоит чайдуш, медный кувшинчик библейской формы, а около него одна или две пиали, маленькие, фарфоровые, или глазированные глиняные чашечки, на манер наших полоскательных. В чайдуше кипятится вода и заваривается чай, а пиаля заменяет собою наш стакан или чайную чашку.
Если пьющих не более 4–5, все они пьют поочередно из одной и той же пиали; сначала из чайдуша наливают одному, потом другому и т. д.
Пьют обыкновенно совсем без сахара, несмотря на то, что в богатых домах блюдце с кусочками последнего является обычною принадлежностью так называемого дастархана.
Дастархан, собственно, значит – скатерть, но это же название присвоено у туземцев также и всему тому, чем угощают гостя.
По туземному этикету вслед за приездом последнего и после продолжительных приветствий и взаимных справок о здоровье[392] перед приехавшим расстилается дастархан, широкое полотенце из цветной бумажной или полушелковой материи, всегда в большей или меньшей мере засаленное, так как об него принято обтирать руки, а мыть его считается совершенно лишним; на дастархан становится поднос (медный или крашеный железный) с лепешками, изюмом и фисташками, а у людей побогаче кроме того еще и несколько блюдечек с кусками сахара, леденцом, конфетами, халвой и др. сластями (летом вместо сластей подаются фрукты) и непременно чай, обыкновенно очень плохого качества, так называемой ак-куйрук.
Один из присутствующих разламывает руками несколько лепешек на куски и кладет их всегда верхней стороной кверху же – иначе грех.
Откусывать от целой лепешки считается крайним неприличием так же, как, напр., считается неприличием сидеть поджав ноги по-турецки (чар-зану); все благовоспитанные туземцы садятся и сидят так: сначала становятся на несколько раздвинутые колена, а затем уже опускают ягодицы на пятки, слегка наклоняясь корпусом вперед.
Когда лепешки наломаны и кусочки их разложены на подносе, жестом руки и словами: «мирван булинг» или «мархамат кылынг; нанга каранг» (окажите милость, обратите взор ваш на хлеб) приглашают гостя вкушать.
Гость должен первый начать трапезу, причем этикет требует, чтобы он прежде всего съел хотя бы маленький кусочек хлеба. Затем уже он пьет чай, ест фрукты и др. Начиная есть, каждый произносит или шепотом, или в полголоса: «бисмилля ар-рахман ар-рахим» – во имя Бога милостивого, милосердного[393].
Где-нибудь в стороне от михман-ханы устраивается ход во внутренний двор. Обыкновенно это открытый, изогнутый под прямым углом коридорчик, образуемый глинобитными стенками, немного выше человеческого роста, и снабженный в большинстве случаев одностворчатой дверью или калиткой.
Таким образом, внутренность ичкари всегда остается невидимою с наружного двора.
Размеры ичкари или одинаковы с ташкари, или меньше их.
В ичкари находятся: жилые комнаты; кухня, у богатых отдельная от жилого помещения; маленькая кладовая – хазина-хана; хлев – мал-хана, а иногда еще конюшня и хлебный амбарчик. Где-нибудь между нежилыми постройками (или внутри конюшни) устраивается бадраб (отхожее место); яма роется очень глубокая, до 2– саж. глубиной; экскременты отдают значительный процент содержащейся в них воды подпочве (зачастую это пористые конгломераты), сгущаются и очень медленно возрастают в объеме; благодаря значительной глубине ям, не исключая и самого жаркого времени года, замечается полное почти отсутствие даже и аммониакального запаха, тем более что содержание бад-раба (имеющего земляной пол и деревяннуо настилку только над ямой и то покрытую слоем глины) всегда очень опрятно.
Хлев стараются строить так, чтобы одна из его стен примыкала или к улице, или к саду (или огороду), если только последний имеется при доме. В этой стене делается отверстие такой величины, чтобы в него свободно проходила лопата с навозом; последний выбрасывается в сад или на улицу и лежит здесь иногда годами в виде конических к примыкающих к наружным, уличным стенам дворов и зданий. Оттого здесь, после дастарханов и нижнего белья туземцев, ничто не грязно так, как большинство не только кишлачных, но даже и городских улиц.
На внутреннем дворе, так же как и на наружном, всегда почти есть два-три дерева, а иногда и несколько виноградных лоз, арык, а если где-нибудь есть свободное местечко, то и супа. Содержание ичкари в общем значительно грязнее, чем содержание наружного, показного, так сказать, ташкари.
Число жилых комнат во внутреннем дворе различно и соображается прежде всего, конечно, с размерами семьи и с ее средствами. Дети-подростки спят по возможности отдельно от отца и матери, а в случае нескольких жен, каждую из них туземец старается снабдить отдельным помещением[394]. Но так как правом многоженства пользуются сравнительно немногие, наиболее состоятельные люди, и то главным образом в городах, то поэтому в большинстве случаев внутренних комнат бывает не больше двух. У бедного же населения всегда одна.
