Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - [80]
Часто можно слышать сообщение о том, что такой-то ишан уехал на охоту за новыми мюридами.
Мюридами ишана-мужчины бывают обыкновенно одни только мужчины же. У женщин существует свои ишаны – женщины, очень, впрочем, немногочисленные. Последнее зависит, как кажется, главным образом от того, что улемы относятся к женщинам ишанам далеко не одобрительно.
Чтение, а еще более знание Корана наизусть считается мусульманами делом душеспасительным. Магомет рекомендует каждому мусульманину читать эту книгу возможно чаще, а тем, кто не умеет читать, советует заставлять читать ее кого-либо из знающих.
Обстоятельства эти послужили причиною образования целого разряда так называемых кары, знающих весь Коран наизусть (между ними очень часто встречаются слепые), а также и кары-хана, – помещений для этих кары.
Кары-хана строится обыкновенно на очень небольшое число человек и при тех же почти условиях, как мечеть, приходская школа и медресе, причем в большинстве случаев на помещающихся в ней кары ложится обязательство ежедневного прочтения некоторой части Корана за упокой или во спасение души учредителя.
Эти же кары занимаются иногда и отчитыванием больных, но главным образом этой последней профессией занимаются так называемые дуа-ханы. Дуа-ханы отчитывают больных не по Корану, а по своим, специально на этот предмет имеющимся книгам, составленным из отрывков самых разнообразных книг, самого же разнообразного, нередко исключительно каббалистического содержания.
Нельзя сказать, чтобы дуа-ханы были в особенно большом почете, но тем не менее случаи, когда к ним обращаются, мы встречаем на каждом шагу и во всех без исключения слоях туземного общества.
В городах наибольшая часть пациентов – женщины. В Намангане одно время подвизался один дуа-хан, отчитывавший специально от бесплодия и других женских недугов, причем непременным условием было поставлено, чтобы пациентки являлись не иначе, как по одной.
Таковы в общем функции туземного мусульманского духовенства. Нам остается добавить еще разве то только, что каждый мало-мальски богобоязненный и вместе с тем мало сведующий туземец во всех сомнительных для него случаях жизни обращается к книжнику с просьбою указать ему, как следует поступить в данном случае, как смотрит на данный вопрос религия; поступает же так туземец в силу глубокой его уверенности в том, что в обширном шариате не найтись искомого им ответа не может. И ответ этот действительно находится.
Попала в котел мышь. Котел стал, несомненно, поганым, ибо кому же не известно, что мышь – нечисть, погань, харам. Как быть? Есть из этого котла – осквернишься; бросить его – жалко, тоже ведь он денег стоит, а взять их неоткуда.
Идут к книжнику: «Как быть?» Книжник шарит в книгах и ответствует так: «Если котел, в который попала мышь, собака или другая нечисть, сделавшийся вследствие того поганым, трижды накалить, трижды вымыть и трижды высушить – он сделается чистым, халял».
На глазах туземца шариат разрешает такую массу мелочных вопросов, что ему, сарту, действительно одно только и остается – уверовать в несуществование таких вопросов, которых не мог бы разрешить этот шариат. Он и верует в это и к этой вере присовокупляет другую: книга, если только она древнего происхождения, если она произведение одного из известных в мусульманском мире лиц – не может врать; все изложенное в ней истина. Оттого все новые книги, а равно и те, содержание которых не имеет общности с богословием и правом, находятся в сравнительном пренебрежении[382].
Отсюда читатель сам уже может составить некоторое представление о том, как ничтожны научные знания в среде не только народа, но даже и грамотных людей.
Знания по математике не идут далее первых правил арифметики, известных сравнительно очень небольшому числу лиц. Между людьми, слывущими за наиболее образованных, нам не пришлось встретить ни одного, имевшего хоть какое-нибудь научное представление о дробях.
По анатомии известно, что у животных есть мозг, сердце, печень, кровеносные жилы, кишки, легкие и пр., но какие соотношения существуют между всем этим, этого не скажет вам ни один из местных сартовских врачей.
Исключением представляется, строго говоря, один только исторический отдел знаний, и то лишь в отношении истории Востока.
Медицина процветает, но только в том смысле, что ежедневно предлагаются тысячи самых несуразных советов и ежедневно же съедается, выпивается, прикладывается и намазывается целая прорва иногда далеко не безвредной дряни.
Большинство медицинских книг – бомбейского издания; все почти – на персидском языке, похожи одна на другую и привозятся сюда непосредственно из Индии. Местные медицинские книги, написанные на местном же, узбекском языке, очень редки, а по содержанию мало чем отличаются от бомбейских.
Одна из таких книг лежит в настоящую минуту перед нами, и мы позволим себе сделать из нее несколько выдержек в русском переводе, дабы познакомить читателя с современным состоянием местной медицины.
