Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды - [38]

На границе туземного города нас встретил полицейский пристав Юдин, а на некотором расстоянии отсюда ожидали заранее собранные туземцы в числе нескольких сот человек. Взойдя на особо устроенное для него возвышение, генерал Арендаренко обратился к туземцам с довольно продолжительной речью, содержание которой в общих чертах было таково: «Я давно служу в крае и давно знаю туземцев; я знаю их нужды, знаю их язык. Мой дом в 8 верстах отсюда. Каждый, кто придет ко мне по своему делу, будет мною выслушан; но я буду карать тех, кто станет жаловаться на волостных управителей, старшин и казиев[221]».

Я не мог не заметить, что конец речи произвел весьма выгодное впечатление на слушателей, причем со своей стороны не мог не пожалеть о том, что новый губернатор открывает свою деятельность актом, не могущим установить доверия и расположения к нему народа, находящегося под его управлением.

Тем не менее я льстил себя надеждой, что это первое неблагоприятное впечатление (Арендаренко на Наливкина) со временем может легко сгладиться ожидавшимися тогда фактами благой активной деятельности, являвшейся сугубо нужной ввиду Андижанского инцидента 1898 г. Кроме того, я утешал себя мыслью, что неосторожная угроза, быть может, явилась лишь в результате несколько предвзятых отношений господина] Арендаренко к населению Ферганы, что постепенно пройдет по мере его ознакомления с народом.

Вскоре в Общем присутствии Областного правления последовательно составлялось несколько журналов о предании суду лиц туземной администрации. При вручении мною в докладные дни этих журналов губернатору на его утверждение[222] генерал Арендаренко каждый раз выражал мне – сначала сожаление по поводу, якобы, легкомысленных отношений к данному делу со стороны Присутствия, а затем уже и заявления о том, что далее он не позволит Присутствию отдавать под суд чинов местной администрации и народного суда[223].

На это я, в свою очередь, докладывал, что я не могу ничего изменить в редакции уже подписанного журнала, но что военный губернатор, имея юридические основания для несогласия с доводами прокурорского надзора и с постановлением Присутствия, может изложить это в своей резолюции на журнале, причем каждый раз старался убедить губернатора в том, что Областное присутствие, обязанное строго согласовать свои действия с указаниями и требованиями закона, не имеет возможности оставлять безнаказанными те преступные деяния, наличность которых доказывается предварительным следствием.

Однако же такие мои доклады, которыми я надеялся убедить генерала Арендаренко в правильности действий Областного присутствия и в неизбежности, в надлежащих случаях, привлечения к ответственности чинов туземной администрации, приводили к совершенно обратным результатам: генерал Арендаренко приходил в еще большее раздражение, давая мне понять, что в моих действиях и в действиях Областного присутствия он видит сопротивление его власти.

Это обстоятельство, а впоследствии и постепенно выяснявшаяся склонность генерала Арендаренко отказываться от своих слов и действий, заставила меня уклониться от личных переговоров с ним без свидетелей и искать возможности переводить все на бумагу.

Тем временем в местных газетах все чаще и чаще стали появляться корреспонденции, обличавшие администрацию Андижанского уезда в разного рода неблаговидных делах. Корреспонденции эти вызывали со стороны губернатора взрывы негодования, а со стороны генерал-губернатора запросы, на которые давались ответы успокоительного характера и главным образом со слов или по показаниям Андижанского же уездного начальства.

17 апреля 1902 года, являясь губернатором по случаю возвращения из командировки в г. Коканд, я увидел в прихожей какого-то сарта с окровавленным лицом. Впоследствии оказалось, что это был Наср-эддин, подавший прошение о незаконных действиях пристава Рукина. (Это прошение впоследствии повлекло пристава на скамью подсудимых.) Лишь 13 мая губернатором было дано предписание (№ 6276 дело распорядительного отделения след. ст. № 23 1902 г.) старшему чиновнику особых поручений, коллежскому советнику Пашкевичу произвести дознание; но ехать туда генерал Арендаренко разрешил господину] Пашкевичу лишь 9-го июня, сам отправляясь в четырехмесячный отпуск, хотя за этот промежуток времени господин] Пашкевич не имел других таких поручений, которые могли бы помешать его поездке в Андижанский уезд.

Таким образом, генерал Арендаренко, и раньше всегда противившийся привлечению к законной ответственности лиц, служащих по администрации, дал приставу Рукину около двух месяцев срока для улажения дела и сокрытия следов преступления; но господин] Рукин, как это выяснено потом дознанием и следствием, воспользовался этим сроком для того, чтобы совершить новое преступление: превышение власти с корыстной целью, причем принудил народного судью Тайлякова сделать подлог.

Здесь же упомяну о том, что постановлением от 27 января сего года за № 5 военный губернатор признал Тайлякова невиновным, а почти вслед за этим прокурор Судебной палаты привлек названного народного судью к ответственности за подлог. Предписание генерал-губернатора, от 10/11 апреля сего года за № 3616. Упомяну так же и о том, что, уезжая в июне 1902 года в отпуск, невзирая на вышеупомянутые корреспонденции и на возникшее уже дело Рукина, генерал Арендаренко нашел возможным особым письмом утвердить генерал-губернатора в том, что в области все обстоит совершенно благополучно. Об этом мне говорил покойный генерал Иванов, прибыв в Фергану в конце августа того же 1902 года. Само же письмо, по всей вероятности, хранится в делах канцелярии генерал-губернатора.