Полуночные тени - [41]

— Кровью своей… — если это называется «добровольно», то я бургомистрова дочка! — клянусь… — клятву верности — на коленях, ну спасибо, мэтр Гиннар, удружил! Впрочем, толку в этих лазейках, если?…

— Клянусь честно выполнять поставленные мне условия.

Вот именно — толку?..

— Клянусь…

— Подтверждаю, что кровь моя — залог нерушимости клятвы, а Гиннар, принявший слово мое, властен следить за его исполнением и требовать ответа.

— Подтверждаю… — чтоб ты сдох!

— И да будет клятва сия неразрывна, пока связывают нас узы крови, пролитой во славу Хозяйки тьмы!

Затрещала, почти угаснув, лампа, окатило ледяным холодом. Вот так-то, Игмарт. Доигрался. Попробуй, нарушь клятву, богиней услышанную и одобренную!

— Поднимайся.

Игмарт попытался встать, упал. Зло выругался, помянув достоинства и происхождение всех присутствующих и богини заодно. Себя, впрочем, тоже не обошел.

— Ну зачем же так, — Ульфар протянул руку, но Марти все же поднялся сам. Качнулся, ухватился за край стола. — Понимаю, некрасиво вышло — все же ты воин, не шваль какая. Но уж больно дело серьезное. Досточтимый мэтр всего лишь принял нужные меры, чтобы ты не смог нарушить наше соглашение. — Его милость барон Ренхавенский скептически усмехнулся: — Ты ведь не дурак, верно? Но клянусь тебе, Игмарт, всеми девятью богами: я не обману тебя с наградой. Любого спроси, барон Ульфар Ренхавенский умеет ценить верность и платит щедро.

— Да уж вижу, какова щедрость…

— Поверь, если бы ты попался Герейну, тебе пришлось бы хуже. Куда хуже.

— Что правда, то правда, — хмыкнул Марти. Казалось, он уже оправился — и, если б не держала клятва, пожалуй, барону стоило бы поберечься эдакого гостя. — А где он, кстати?

Барон расхохотался.

— Далеко, быстро не достанешь. Отложи счеты на потом, Игмарт. Поужинай со мной, и я расскажу тебе твою задачу.

Наутро, едва встало солнце, барон Ренхавенский простился с новым соратником. Всадник на резвом гнедом меринке рысил к столице, а барон размышлял, как представить дело для Герейна, что сказать и о чем умолчать. В грядущей схватке двух врагов, буде она все же состоится, Ульфар желал победы Игмарту — хотя бы потому, что бывший наемник будет помнить, кому обязан возвышением. Верные союзники — союзники, чья верность обеспечена, поправил себя барон, — куда лучше строптивых друзей. Впрочем, навряд ли перекупленный королевский пес выживет. А жаль, право, жаль… хорошо бы, все же, сохранить его.

Но для начала следовало решить с главным делом. Мэтр Гиннар уверял, что наемник из "Королевских псов", повязанный чарами крови, — то самое последнее звено, с которым уж точно хватит сил и средств освободить трон; однако Ульфар, следуя нехитрой селянской мудрости, предпочитал складывать яйца по разным корзинам. Да и об отосланном Игмартом из Оверте доносе забывать не след — вот уж верно пес, и вынюхал, и пробрехал! Поэтому маленький отряд готовился возвращаться в замок, а вслед за Игмартом отправлялся гонец. В мешочке под дорожным камзолом, бережно свернутые и запечатанные, лежали два письма. Одно начиналось: "Шлю поклон и сотню поцелуев моей синеглазой богине". Второе заканчивалось: "С тем остаюсь верным слугой моего государя". Барон Ульфар, как и Игмарт из "Королевских псов", предпочитал побеждать. И в той опасной игре, что затеяла «принцесса-синеглазка», он при любом раскладе собирался быть на выигравшей стороне.

Часть 2

— Сьюз! Э-эй, Сью-уз!

Я выглянула из курятника, но с этой стороны дома гостей было не разглядеть. Вроде голос Гарника…

— Здесь я!

— Бросай все, — рявкнул Гарник, — беги сюда!

Ну, бросать я не стала — еще чего. Прошла через дом, оставила решето с яйцами на кухонном столе и вышла на крыльцо.

Рэнси уже стоял здесь, вздыбив загривок и утробно рыча. Не на Гарника, конечно: замкового капитана мой пес хорошо знал. Но с гостем знакомым приехал десяток чужих, и вида совсем не мирного. Кожаные безрукавки, густо ушитые медными бляхами, мечи у седел, самострелы за плечами, а уж рожи… Прогонять пса я не стала: с некоторых пор с ним мне было спокойней. Да и оставь этого проглота в кухне одного, есть нам с бабушкой будет сегодня нечего. Нажала ладонью на холку, приказывая сесть, спросила:

— Что стряслось-то?

— Магдалена где?

— В деревне. У Гвенды малыш приболел.

— Хорошо. — Гарник хмыкнул, поправился: — То есть ничего хорошего, конечно… В общем, закрывай дом, поехали.

— Да куда?!

— В деревню. Королевский указ слушать. Не видишь, герольд из Оверте пожаловал.

Капитан мотнул головой куда-то вбок. Шагнув с крыльца, я заметила между разбойного вида охраной человека в ярком плаще глашатая, и возражения увяли сами собой.

Я прикрыла окна ставнями — с утра хмарило, и бабушка обещала к вечеру дождь, — подперла двери.

— Пошли, Рэнси!

Гарник посадил меня к себе на седло и тронул коня.

Новости — если они не касаются кого-то из своих — доходят до нашей деревни так медленно, что верней называть их «старостями». По большей части мы узнаем слухи от замковой челяди или людей капитана Гарника; иногда его милость Анегард, навестив очередную подружку, поделится чем интересным, что она весь боговорот взахлеб пересказывает любому, кто готов слушать. Бывает, хоть и редко, забредет торговец-коробейник или бродячий маг, а то и менестрель ночлега попросит. Ну, эти-то наболтают — не знаешь, чему верить. Известно, в их деле ловко подвешенный язык — главное достояние, не просто орудие ремесла, но зачастую и средство выживания.