Полуночные тени - [40]

Некоторое время тишину в палатке нарушали только хлопки лезвия по бароновой ладони и треск лампы.

— Ладно, — выдохнул Игмарт. — Согласен.

Ульфар неторопливо встал, потянулся. Сытый кот, сожравший пойманную мышь.

— Уж простите, господин, а только не верю я ему, — подал вдруг голос кто-то из-за спины пленника — тот самый, кажется, стрелок из наемников. — Слишком легко согласился. Воля ваша, а только "Королевские псы" хозяев не меняют, хоть на куски их режь.

Барон усмехнулся:

— Значит, наш гость скорее человек, чем пес.

— Я ненавижу Герейна, — тихо сказал Игмарт. — Бесы все дери, я не доставлю ему удовольствия получить мою голову в подарок.

— А верность его нам обеспечу я, — пообещал мэтр Гиннар. Спокойно эдак пообещал, с ленцой даже, однако у Игмарта мороз по хребту прошел, и подумалось: может, проще стало бы гордо и глупо умереть?

— Выйдите все, — приказал мэтр.

Через несколько мгновений в палатке остались Ульфар, маг и пленник. Причем Ульфару было откровенно не по себе, Марти видел это так же ясно, как жадный блеск в темных глазах мэтра Гиннара и отблески огня на лезвии баронова кинжала.

— Ваша милость, позвольте…

Кинжал послушно лег в подставленную ладонь столичного мага. Тот шагнул к пленнику, бросил небрежно:

— Руку дай.

Выбора у тебя нет, напомнил себе Игмарт. Или покоряешься, или — к Герейну в лапы, и смерть, и ладно бы просто смерть, но стоит лишь представить торжество врага!..

Лезвие вспороло кожу, потекла темная струйка. Маг подставил ладонь, выговорил звучно и торжественно:

— Услышь, Хозяйка тьмы, слова мои, и стань свидетелем нам! Жертвую тебе кровь и прошу власти над этой кровью, через часть к целому, через каплю к полному, через кровь к человеку! Прими, дай знак, яви свою милость!

В глазах у Марти внезапно потемнело — хотя с такой чепуховой царапины и морщиться-то стыдно! Он так и не понял, верно увидел или почудилось, как пустеет наполненная кровью ладонь мэтра Гиннара. Но то, что случилось после, запомнил накрепко.

Как столичный маг смазал его кровью свой цеховой знак, подвеску-амулет на гильдейской цепи. Как приказал, недобро оскалясь:

— На колени!

И какая дикая боль смяла, перекрутила, расплавила его тело, когда он подумал: "Ишь чего захотел, хмырь!"

Очнулся Игмарт на полу, скрючившись, сжавшись в комок, словно жестоко избитый мальчишка.

— Уж прости, — маг довольно усмехнулся, — я должен был показать, какой монетой плачу за неповиновение. Знаю вас, наемников, и обещания ваши тоже. Ты понял, чего добьешься, если хотя бы задумаешь нас предать? Если ослушаешься?

— Понял, — выдохнул Марти, даже не пытаясь скрыть ненависть. — Что, игрушку завели? А вот сдохну, и все дела. И хрен вам от шелудивого пса вместо…

— Не сдохнешь, — равнодушно отрезал маг. — Во-первых, даже смерть не поможет тебе выдать нашу тайну. Ты ведь не любишь умирать без толку, верно? Во-вторых, как только ты попробуешь выйти из подчинения, я тут же узнаю. Не сомневайся, я сумею удержать тебя. А в третьих, — потяжелевший голос мага ударил новой волной боли, — я тебе запрещаю даже пытаться. Понял?

Игмарт впился зубами в ладонь. Пронизанная багровым тьма и соленый вкус крови. Дурак ты, Марти. Кого перехитрил?

— Упрямый, — издевательски вздохнул мэтр Гиннар. — Мальчишка, когда я задаю тебе вопрос, ты должен отвечать! Понял?

Боль ослабла ровно настолько, чтобы пленник смог выдохнуть.

— Да…

— Запомнил?

И не выпендривайся ты, всех богов ради! Не тот случай.

— За…пом…нил… — точно так же глотают воздух вытащенные на берег рыбы. Наверное, им тоже кажется, что уж следующий глоток — поможет.

— Отлично. Запоминай дальше. — Перед глазами прошествовали туфли из дорогой кожи, с посеребренными пряжками, остановились в опасной близости. Провоцирует? Нет уж, хватит. — Первое. Все, что здесь произошло и произойдет, все, что ты сейчас узнал и еще узнаешь, все наши приказы и запреты — тайна. Ты не расскажешь о ней, и не напишешь, и не намекнешь, и не станешь отвечать на вопросы, если твои ответы, правдивые или лживые, смогут выдать эту тайну или хотя бы намекнуть о ней. Понял?

— Да.

— Второе. Ты станешь выполнять то, что прикажу тебе я или барон Ренхавенский, в остальном же будешь вести себя как обычно. Ты не попытаешься вызвать какие-либо подозрения на твой счет, дабы тебя допросили, или заперли, или отослали. Ты не попытаешься сказаться больным или же взаправду заболеть, покалечиться или навредить себе еще каким-либо образом. Понял?

— Да.

— Третье. Ты не будешь добиваться нашей смерти или еще какого-либо вреда и ущерба для нас, ни самолично, ни чужими руками. Запомнил?

— Да.

— И последнее. Мне вовсе не обязательно быть рядом, чтобы следить за тобой. Малейшее ослушание, и… ясно?

— Да.

— Замечательно. И правда, не дурак. На колени.

Кажется, ты решил не выпендриваться? Ну давай, королевский пес… показывай покорность, ш-шавка.

В этот миг Игмарт ненавидел себя, как никого и никогда в жизни. Сделал шаг — сделаешь и второй, и третий; испугался позорной смерти — так получи позорную жизнь и не жалуйся, сам виноват! Стой на коленях перед врагами своего короля, жди, чего прикажут!

— Повторяй за мной. Кровью своей, отданной добровольно, клянусь, что не нарушу своего соглашения с бароном Ульфаром Ренхавенским и буду ему верным соратником.