Полукровка - [3]

Место, где она стояла, словно застыло во времени и не менялось с последних дней советской империи. Петрович даже сигнализацию на нее поставил. Странную, самобытную и абсолютно ненужную, потому как среди «Шкод», «Хендаев», «Шевроле», «Пежо», «Фордов» и более серьезных иномарок угонять «копейку» решился бы только маразматик.

– Здрасьте, – сказал от подъезда Володя.

– Привет-привет, – не вылезая из-под капота, отозвался Петрович.

– Это ваш агрегат всю ночь завывал?

Володя подошел ближе. Петрович вынырнул на свет божий и протянул руку. В другой он держал промасленную тряпицу. Володя ответил на рукопожатие, поражаясь чистоте ладони. Когда только старик успел ее обтереть?

– Моя ласточка, – кивнул Петрович. – Она чуткая, если какой паразит сунется, сразу реагирует.

– Анекдот знаете? – улыбнулся Володя. – Это не потому сигнализация сработала, что в машину бутылкой кинули, а в машину бутылкой кинули потому, что сигнализация сработала.

Петрович вежливо гыгыкнул, хотя было видно, что шутка ему не понравилась.

– Вы бы настроили ее, что ли, – посоветовал Володя, чувствуя, что зря подшутил над стариком, явно тронул за больное. – А то и в самом деле кто-нибудь чем-нибудь кинет.

Петрович рассеянно улыбнулся и развел руками. Над капотом старой, простенькой, вылизанной до блеска советской машинки, стоявшей среди грязных иномарок, этот жест был особенно красноречив. Словно старик замер в растерянности над руинами светлого коммунистического дворца среди грязи хищно скалящегося капитализма.

Готовый кадр.

– Замри, – попросил Володя, теряя субординацию, скинул на асфальт с плеча сумку и расчехлил фотоаппарат.

Аппарат тихонько зажужжал. Палец тронул переключатель, запуская режим репортажной съемки. Кадр Володя поймал по наитию. Нажал на кнопку. Фотоаппарат принялся отщелкивать кадр за кадром.

Володя перехватил машинку, меняя ракурс. Взгляд упал на видоискатель. Припаркованная у подъезда «копейка». Петрович. Дальше через дорогу двор: детская площадка, окруженная газоном, и невысокие, чуть выше колена, металлические оградки, чтобы отрезать путь желающим поставить на газон свое авто. У одной из них стоял мужчина лет пятидесяти, крошил хлебный мякиш, подкармливая грязных бесхозных голубей, и беззастенчиво портил своим присутствием кадр.

– Сместитесь, пожалуйста, – не совсем внятно попросил Володя.

Но мужик понял и не споря отошел в сторону. Парень снова повернулся к Петровичу. Старик побледнел и странно косился на мужика с мякишем. Кадр был испорчен.

– Вы чего? – испугался за Петровича Володя.

Тот мотнул головой.

– Ничего, – улыбнулся вымученно. – Возраст.

Он промокнул выступившую на лбу испарину заляпанной маслом тряпочкой и поспешно, как показалось Володе, уткнулся в мотор.

Володя поглядел на птичьего кормильца, но того рядом уже не было. Ушел.

* * *

В университете все шло своим чередом. Сонные студенты дремали на нудной лекции. Выспавшиеся хохмили на задних столах. Смешками и шуточками привлекали к себе внимание уставшего от жизни препода. Тот гневно супил брови, ярился и обещал показать хохмачам на экзамене кузькину мать.

Такая ситуация устраивала всех. Лектор давал выход эмоциям, выплескивая весь негатив, скопившийся от недовольных жены и начальства, сына-оболтуса, мизерной зарплаты и опостылевших студентов. Основная масса могла спокойно подремывать, не боясь, что ее настигнет кара в виде мифической кузькиной матери. А хохмачам в общем и целом было побоку.

Володя, пока добирался от «Крылатского» до «Выхино», успел покемарить. Из метро выходил на автопилоте и окончательно проснулся только к третьей паре. Перерыв между второй и третьей парами был большим, и он решил выпить чаю.

Университетская столовая напоминала Петровича и его «копейку», она словно застыла во времени. Володя бросил рюкзак на стул у столика в углу и пошел к стойке. Меню было скучным и скудным. Он взял стакан жасминового чая из пакетика и пару пирожков с капустой, благо капустой отравиться труднее, чем неведомым зверем, попавшим в начинку пирожка с мясом.

Когда вернулся к столику, там уже ждали. На стуле, соседствующем с тем, что был оккупирован Володиным рюкзаком, развалился Андрюха Потапкин. На столе перед ним стояла початая бутылка «Клинского».

– Пиво будешь? – бодро спросил Потапкин, кивая на бутылку.

Володя покачал головой:

– Еще две пары.

– Похрен, – беспечно отмахнулся Андрюха.

Володя отхлебнул чаю. Кипяток огнем опалил язык. Володя отставил стакан и со злостью вцепился зубами в пирог с капустой. Потапкин, казалось, ничего и не заметил. Опрокинул бутылку и захрустел сухариками.

– И все-то тебе похрен, – пробурчал Володя, уплетая пирог. – Ты сегодня уже один раз досмеялся до неприятностей.

– Зануда, – усмехнулся Андрюха. – Ну, пообещал мне политолог кузькину мать. Хрущев доморощенный. Ну и что? Чего он мне сделает? Максимум – на экзамене завалит.

– Вылететь не боишься? – поинтересовался Володя, запивая слегка остывшим чаем остатки второго пирога.

– Не-а, – Потапкин одним долгим глотком осушил ополовиненную бутылку, лихо грохнул тарой по столу.

Смешной он. И парень хороший, но балбес. Ведет себя черт-те как. Преподавателей постоянно провоцирует, нарывается на неприятности. Лекции вечно пропускает мимо ушей. Сидит за задним столом и ржет по поводу и без. Но не дурак. При всем при том экзамены как-то сдает. И голова у него работает.