Полтора килограмма - [5]

положительные результаты, я задумался о сложившейся ситуации. Процедура трансплантации могла со

стороны выглядеть как убийство. При любом стечении обстоятельств получаем мой труп с выпотрошенным

черепом, а люди, оперировавшие меня, – обвинение в умышленном убийстве. Также неизбежны трудности

с доступом к моим банковским счетам. Ведь посторонний человек, утверждающий, что он является Дэном

Хартом, естественно, был бы признан невменяемым и закончил свою жизнь в психиатрической клинике.

Таким образом, я был вынужден заявить о предстоящей операции, дабы, прежде всего, защитить людей,

работающих в лаборатории.

Кэрол сидела, слегка нахмурившись, отстраненно глядя сквозь меня. На секунду мне показалось, что

она не слушает и устремил на нее вопросительный взгляд. Она встрепенулась:

– Вы никогда не думали, как может измениться мир, если такие операции станут нормой для нашего

общества? Вне всякого сомнения, стоимость подобной трансплантации будет запредельно высокой. Это же

даст возможность богатым людям жить вечно, используя бедные слои населения в качестве доноров! Не

исключено, что некоторые будут получать этих доноров даже криминальными способами! Появится черный

рынок таких вот «запасных» людей!

Я не мог не заметить ту боль, с которой она произнесла последние два слова. Конечно, я много раз

думал о возможных последствиях этого открытия. Сколько может стоить жизнь? Миллион? Миллиард?

Думаю, человек отдаст все, что имеет, за возможность остаться в этом мире живых людей. Каждого страшит

бездна пустоты и неизвестности. Каждый будет из последних сил цепляться за малейшую возможность

выжить! Человек слаб, и какой бы властью он ни обладал, не может побороть свой страх перед смертью.

Когда родился Джим, я сходил с ума от тревоги за этот крошечный комочек и именно тогда начал

бояться смерти в особо острой форме. Мое буйное воображение рисовало страшные картины возможных

опасностей, которые могут подстерегать его в жизни на каждом шагу.

Вот малыш стоит на стульчике и безмятежно моет ладошки кусочком мыла, он смеется, играя с пеной,

оседающей на краях раковины. Казалось бы, такая умиротворяющая картина! А любящее родительское

сердце уже в тревоге выискивает острые углы ванной комнаты, которые могут стать причиной трагедии,

если ребенок вдруг оступится. Мысли о финале жизни следуют за нами неотступно, когда мы становимся

родителями, серьезно больны и на склоне лет. Ни одному человеку еще не удалось избежать смерти. Но я

мог бы стать первым!

Я молчал, не зная, что ответить этой милой девушке. Ее глаза обдавали таким холодом, что я

предпочел опустить свой взгляд на теплую чашку чая, которая покоилась в ее правой руке. Она терпеливо

ждала, вызывающе прищурив глаза. Наконец, когда затянувшаяся пауза уже стала беспокоить нашего

оператора, он судорожно знаками показал Кэрол, что время идет и готов прекратить съемку, если она

подаст знак.

– Так далеко в своих умозаключениях я еще не заходил. Но вы правы, Кэрол, – тихо произнес я. —

Мы живем в таком жестоком мире, где, казалось бы, благое начинание может обернуться против нас же

самих. Вы еще очень молоды и вряд ли всерьез задумывались о смерти, а у моего изголовья она стояла уже

дважды. И боюсь, наша третья встреча с ней станет финальной. Это неприятное холодящее чувство страха и

беспомощности не пожелаю пережить никому. Даже ради будущего всего человечества я не откажусь от

возможности жить! Уж простите меня, но я совсем не герой! Однако могу вас успокоить: даже богачи не

смогут жить вечно. Сколько жизней может выдержать человеческий мозг? Две, максимум три. Однажды и

его клетки износятся и не смогут качественно выполнять возложенные на них функции.

– Бывали случаи, что и очень богатые люди теряли все свое состояние, а их близкие были

вынуждены приспосабливаться к новым условиям, – продолжала взывать к моей совести журналистка. —

Например, разорится банк или начнется война! Не окажутся ли и члены вашей семьи однажды кандидатами

5

в доноры?

– Если начнется война, то и без моих родных будет достаточно доноров! – раздраженно огрызнулся

я, давая понять этой выскочке, что ей не удастся достучаться до моей совести.

Я уже начинал жалеть, что согласился на это чертово интервью. Одна только мысль, что жизнь моих

детей или внучки может подвергнуться опасности, приводила меня в стойку очковой кобры с открытым

капюшоном, готовой броситься на источник угрозы.

Журналистка нервно улыбнулась. От возникшей поначалу между нами симпатии не осталось и следа.

Мы оказались по разные стороны баррикад. Я – способный купить всё и всех богач. Она – обреченная на

участь донора для таких как я.

Обдав меня ледяным взглядом с дежурной улыбкой на лице, Кэрол задала свой следующий вопрос:

– А как ваши близкие отнеслись к такому непростому решению?

– Сын будет здесь с минуты на минуту, и, возможно, сам ответит на этот вопрос. Мы очень близки с

Джимом, я бы даже сказал, что ближе его у меня никого нет. Он с самого начала знал всё о проводимых

исследованиях, понял и полностью поддержал мое стремление создать лабораторию, хотя и отговаривает

от операции. Сын считает, что на данном этапе риск слишком высок и нужно продолжать эксперимент. А