Полтора килограмма - [2]

решили, что эта девушка непременно должна работать у нас. Так в доме появилась Даниэла, наполнившая

кухню ароматами пряностей и португальскими песнями, которые она напевала вполголоса, занимаясь

готовкой. Я никогда не видел ее в плохом настроении и не удивился бы, узнав, что она даже спит с улыбкой

на губах.

Я взял в руки лежащую сверху газету, ею оказалась «The Boston Globe». Несмотря на безусловное

удобство Интернета, я оставался верен газетным изданиям. Мне нравилось вдыхать запах свежей

типографской краски. Видимо, давали о себе знать годы работы в издательстве. Или принадлежность к

поколению людей, для которых долгое время именно газеты служили основным источником новостей. Это

было сильнее меня. Пальцы испытывали какую-то нездоровую тактильную привязанность к шероховатой

поверхности газетной бумаги. Мне доставляло удовольствие окидывать взглядом заголовки, заранее

расставляя для себя приоритеты к очередности прочтения визуально отмеченных статей.

На первой странице крупным шрифтом выделялся заголовок: «Миллиардер Дэн Харт сделал

заявление, что трансплантация головного мозга возможна». И ниже жирным курсивом продолжение:

«Более того, он заявил, что в ближайшее время сам станет первым человеком, чей мозг будет пересажен в

тело донора». Далее шла моя краткая биография.

Я свернул газету и бросил на стол, где ожидали своей очереди другие печатные издания с

аналогичными заголовками на первой странице. Руки казались неимоверно тяжелыми; переполняла

моральная и физическая усталость. Испытывал ли я жалость к себе? Безусловно, да! Эта жалость разъедала

изнутри, словно серная кислота, делая меня слезливым и слабым.

Конечно же, я осознавал, что поиск подходящего донора – это длительный процесс. И ждал. Ждал

уже семь месяцев и двенадцать дней. Ожидание выматывало, истощало, лишало сна и покоя. Но я отчаянно

цеплялся за жизнь. Тревога лохматой голодной росомахой терлась о больное сердце. Каждый вечер я с

благодарностью добавлял прожитые сутки в копилку к таким же беспросветным и унылым дням. Может,

уже завтра мое сердце остановится, так и не дождавшись своего спасителя!

В холле раздался очередной телефонный звонок. Трубку поднял Патрик.

Журналисты, словно посходили с ума, пытаясь во что бы то ни стало взять у меня интервью. Вскоре

дворецкий появился на террасе и доложил:

– Подъехала мисс Новак, журналистка. Вы ей назначили на двенадцать.

– Проводи ее сюда, – я устало махнул рукой в сторону стоящего напротив кресла.

Через несколько минут послышался мелодичный стук женских каблучков по мраморному полу холла,

и на террасу вошла изящная блондинка, держащая в руках коричневый кожаный кейс. Пес приподнял

голову, оценивая степень возможной угрозы, исходящей от визитерши, и, не найдя оснований для тревоги,

вновь погрузился в дремоту.

Журналистка нервно улыбнулась одними губами. При этом ее большие глаза смотрели напряженно-

заискивающе, словно пытаясь прочесть мое настроение. Ее состояние можно было понять. Я всегда избегал

общения с репортерами и порою неоправданно грубо реагировал на их навязчивость. Красоваться на

обложках журналов – удел молодых, а я не настолько тщеславен. Все интервью, как правило, сводятся к

вопросам о личной жизни и к моим планам о ближайших инвестициях. А чего ради я должен всем

рассказывать, как трачу свои деньги? Иными словами, журналистская братия, зная о моем угрюмом

характере, справедливо меня недолюбливала.

Я поднялся из кресла и, сделав шаг ей навстречу, протянул руку; она подала мне свою, такую теплую,

мягкую и удивительно узкую. Я приподнял ее ладонь к своему лицу и слегка коснулся губами шелковистого

запястья. В ту же секунду напряжение исчезло с лица девушки, и ее улыбка приобрела естественность, а в

глазах неожиданно промелькнули заигрывающие чертики.

– Добрый день, мистер Харт! У вас очень красивый дом, – низким волнующим меццо-сопрано

прощебетала журналистка.

– Добрый день, мисс Новак. Благодарю.

Я жестом пригласил ее присесть в кресло напротив. Она опустилась на мягкое сидение, кокетливо

сведя колени вместе и слегка наклонив обе ноги вправо.

2

Я не без удовольствия принялся ее рассматривать. На вид не больше двадцати пяти лет. Облегающее

платье чуть выше колена с глубоким декольте. Стариковское самолюбие позволило себе предположить: эта

девушка, готовясь к интервью, думала обо мне не как о семидесятисемилетнем старике, а как о мужчине,

что вызвало невольную улыбку.

– Какие напитки вы предпочитаете в это время суток? – галантно поинтересовался я, продолжая

рассматривать девушку.

Светло-голубые миндалевидные глаза выражали неприкрытое детское любопытство, с которым она

тоже меня изучала. Густые удивленно изогнутые брови и аристократически узкие скулы подчеркивали

породу девушки. Прямой, как у древнеегипетской царицы Нефертити, нос придавал ее лицу волевое, я бы

даже сказал упрямое выражение. Чувственные губы, четко очерченный подбородок. Искусный, едва

заметный макияж. Взгляд задержался на нити белого жемчуга, нежно обнимающего длинную изящную

шею. По одной жемчужине в каждом ухе, колец нет, значит, не замужем и не обручена. Думаю, за право

писать ее портрет в прежние века могли бы побороться Рафаэль и Леонардо да Винчи. Первый, несомненно,