Полтора года - [48]

Шрифт
Интервал

Мы с ней давно уже все обсудили и решили. Долго примеривались, какой выбрать факультет. Колебались между историей и филологией. Выбрали исторический. В том, что она попадет в институт с первого захода, у меня сомнений не было. Дело было не в отметках, которые она здесь получала: наши пятерки порой не так уж много весят. У нее и до нас были основательные знания, значительно превышавшие школьную программу. Здесь она много читала, кое-что я притаскивала ей из дому. Институт мы тоже определили. Конечно, не в ее — в другом городе. И непременно с общежитием.

В последнем письме она писала, что все идет по плану. Документы в институт послала, зачислена в абитуриенты. Читает, зубрит, конспектирует — вот и вся ее жизнь. Маму видела только на вокзале. Прямо с вокзала — к бабушке. Ни с кем не встречается. Бывает только у Моисевны. Там все по-старому. Отец еще в тюрьме. Мать выпустили было из больницы, но вскоре забрали обратно. Только в компании некоторые перемены: кое-кто угодил в колонию.

Главное для нее сейчас (кроме экзаменов, разумеется) — Моисевна. Непременно нужно заставить ее учиться или работать. И она, Лара, этого добьется. Как-никак последние полтора года ее кое-чему научили.

Вот такое письмо.

Давно уже должно было прийти следующее. Но, наверно, она хочет как следует обосноваться на новом месте, а тогда уже — полный отчет.

Очень мне недостает этой девочки. И не только из-за Люды.


Сегодня, Валера, идем с производства, дождина хлещет, света не видать, покуда до корпуса дошли, все как мыши намокли. А я представила: это не я — ты по двору, в бушлатике казенном топаешь, под частым дождичком. И вот, может, не поверишь, а так мне тебя жалко сделалось, ну прямо не могу!.. Потом думаю: во дура ненормальная, сама вон где обретается, а он по воле гуляет, гитара на шнурке. Ну кто кого жалеть должен? Хотела сама над собой посмеяться, да все смеюнчики на тот день растеряла.

А ты меня жалеешь ли? Я, Валера, вот что вспомнила.

Мы с тобой из бара шли. Ты хоть и набравшись был, по тебе никогда не видать. А я по тротуару перед тобой, спиной к народу, выламывалась, чуть не на руках ходила, тебя веселила. Тут меня и цапнули дружиннички, ребятки храбрые — трое одной не боятся. Зачем к человеку, к тебе, пристаю. В милицию поволокли. Я из отделения вышла, почти ночь была. Могли и до утра додержать, да дядька хороший попался. У него дочка, тоже шестнадцать лет.

Я вышла, смотрю, на скамейке под фонарем сидит какой-то, голову руками обхватил. Понеслась к нему. А это вовсе не ты. Потом рассказываю тебе, как ханыгу одного за тебя приняла: думала, ты меня пожалел, дождаться решил. А ты говоришь: «Жалость унижает».

Вот так, Валерочка, я помню Все, а ты, ты помнишь ли? Это песня такая.

Ладно, проехали. Расскажу тебе лучше про здешнее.

Вчера уже лежим, Ирэн заявляется. Села. Значит, байка будет: Иногда она сама спрашивает: «Ну, девочки, про что сегодня?» Каждая с койки свое вякает: «Про шпионов!», «Про любовь», «Сами про себя расскажите». А одна обалденная всегда одно тянет: «Сказку?»

Сегодня спрашивать не стала.

— Расскажу вам про лошадь.

— Гос-споди! — говорю, да не тихо, про себя, а так, чтобы слышала.

У другой непременно спросила бы: «Что ты хочешь этим сказать?» А со мной — будто меня и нет. Ладно, перебьемся.

Эта лошадь, Валера, она все понимала. Может, даже лучше, чем человек. И такая у нее жизнь человеческая была. А потом из нее шкуру сделали.

Вот уже два дня прошло, а я все про эту лошадь думаю, и про ее хозяина, князя. А еще про одну девчонку нашу, Людку Шурупову. Сказать, за что ее сюда запятили, нипочем не поверишь. За лошадь. Она лошадь украла. Из цирка, что ли? У нее самой не узнать. Она если рот разевает, так только чтобы ложку сунуть. Если ей за каждое слово деньгами платить, так она на хлеб себе не заработает. А сама, знаешь, какая? На коня похожая. Нет, честное слово! Волосы черные, прямые, челка на лоб налезла, глаз вовсе не видать. И все молчит. Хоть бы заржала, что ли… А теперь так про нее думаю: может, она из-за лошади такая сделалась? Может, та лошадь тоже умная была и тоже померла? А она жалеет ее, никак не очухается?

Я раньше за дурочку ее считала. Взялась воровать, так уж на «Жигуленка» нацелилась бы. А сейчас, думаю, ты только не смейся, а ведь лошадь лучше. Она живая. Если бы мне покупать, я бы не «Волгу», я бы коня купила. И поехали бы мы с тобой на нем в деревню красивую, и жили бы там, никто нам не нужен.

А помнишь, ты тогда у Цыпы сказал: «Вернешься, я только то хочу делать, что тебе приятно». А если мне приятно в деревню, и чтобы конь, ты так захочешь? Я, Валера, знай: что ты захочешь, то и я захочу…

Иран встала, по классу пошла. К кому-то подойдет, а я пишу себе как писала — ко мне и не подумает. Ну и не надо! Ничего мне от нее не надо. Только неправильно: раз ты воспитательница, ты всех воспитывай. А она про меня один только раз вспомнила.

Нам задали про Катерину. Она говорит:

— И мы когда-то про нее писали. Интересно, что пишут о ней сегодняшние школьницы. Ну вот хоть Венера.

Пожалуйста, читай, не жалко.

А я про эту Катерину вот что думаю. Если бы она турнула под зад придурка своего Тихона и тому, Борису слюнявому, тоже наподдала бы хорошенько, а Кабаниху и вовсе в Волгу спихнула, вот тогда бы она была луч света. А так темное она царство, вот что.


Рекомендуем почитать
Ранней весной

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Волшебная дорога (сборник)

Сборник произведений Г. Гора, написанных в 30-х и 70-х годах.Ленинград: Советский писатель, 1978 г.


Повелитель железа

Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.


Горбатые мили

Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.


Белый конь

В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.


Писательница

Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.


Задача со многими неизвестными

Это третья книга писательницы, посвященная школе. В «Войне с аксиомой» появляется начинающая учительница Марина Владимировна, в «Записках старшеклассницы» — она уже более зрелый педагог, а в новой книге Марина Владимировна возвращается в школу после работы в институте и знакомит читателя с жизнью ребят одного класса московской школы. Рассказывает о юношах и девушках, которые учились у нее не только литературе, но и умению понимать людей. Может быть, поэтому они остаются друзьями и после окончания школы, часто встречаясь с учительницей, не только обогащаются сами, но и обогащают ее, поскольку настоящий учитель всегда познает жизнь вместе со своими учениками.


Тень Жар-птицы

Повесть написана и форме дневника. Это раздумья человека 16–17 лет на пороге взрослой жизни. Писательница раскрывает перед нами мир старшеклассников: тут и ожидание любви, и споры о выборе профессии, о мужской чести и женской гордости, и противоречивые отношения с родителями.


Рассказы о философах

Писатель А. Домбровский в небольших рассказах создал образы наиболее крупных представителей философской мысли: от Сократа и Платона до Маркса и Энгельса. Не выходя за границы достоверных фактов, в ряде случаев он прибегает к художественному вымыслу, давая возможность истории заговорить живым языком. Эта научно-художественная книга приобщит юного читателя к философии, способствуя формированию его мировоззрения.


Банан за чуткость

Эта книга — сплав прозы и публицистики, разговор с молодым читателем об острых, спорных проблемах жизни: о романтике и деньгах, о подвиге и хулиганстве, о доброте и равнодушии, о верных друзьях, о любви. Некоторые очерки — своего рода ответы на письма читателей. Их цель — не дать рецепт поведения, а вызвать читателей на размышление, «высечь мыслью ответную мысль».