Полтора года - [4]

Шрифт
Интервал

— За убийство, — говорю. — Со взломом.

Она гляделки круглые вытаращила. Я повернулась и пошла…

Ну вот, стою перед Ирэн. В руке письмо дедуне моему синеглазому.

— Ты, наверно, хочешь, чтобы поскорей дошло? — спрашивает.

— Ага, — говорю, — чтоб сегодня в ящик опустили.

— А ты не беспокойся, у нас письма не задерживаются. Завтра же и отправлю вместе со всеми другими.

А мне не завтра, мне сегодня нужно! И чтоб не с другими, а отдельно! И прямо в ящик! И нераспечатанное! Мне тут сказали: они раньше, чем отправят, все письма читают, а какое не понравится, у себя оставляют.

— Ты его, видно, очень любишь, дедушку своего?

Я скрывать не стала.

— Больше всех на свете.

— Наверно, хороший человек.

— Лучше не бывает.

Улыбнулась, понравилось, что я дедусю своего без памяти люблю. Ну, думаю, сейчас возьмет письмецо мое, и полетит оно к Валерочке. Нет, Валера, не взяла. Все выпытала, все вызнала, а не взяла. Не взяла, Валера!!! И вот тут я увидела, какая она. Она здесь, может, хуже всех. Те хоть не лыбятся. Она, знаешь, как сказала? «Такой у нас порядок». Сказала как отрубила. И я поняла: вот пусть я в ногах у нее валяться буду, головой об стенку биться, вот пусть умру тут при ее глазах — не возьмет, не отправит, в ящик не опустит!!! Я, когда поняла, я неживая сделалась. Глазами во что-то зеленое уставилась, а что такое — не вижу. Как ослепла. А она говорит:

— По-моему, тебе понравилась. Бери.

Я только в спальне увидела, чего это она мне преподнесла. Тетрадь толстая, обложка зеленая.

В ней сейчас и пишу. А что пишу — понял?! Письмо, вот что!!! Только тебе его, Валерка, не почтальон принесет, а лично я, прямо в руки. Ну не так скоро. А вернее, через один год пять месяцев одну неделю и два дня. И не одно это, а сразу — полную тетрадь.

Сначала я, знаешь, как хотела? Пойти и швырнуть ей прямо в рожу этот подарочек. Ничего мне от тебя не нужно! А потом думаю: ну нет! Ты ж не хотела, чтобы я своему Валерочке писала, а вот буду. Всю твою тетрадь до последнего листочка письмами испишу!!!

А теперь кончать надо. Велят книжки-тетради складывать, и на ужин — шагом марш! Мы ж тут не как люди, а только строем. В столовую — двор перейти — и то ать-два! Они здесь девчонок здорово надрессировали, как лошади зеленые топают. А построились, сразу песню орать. Половинку пропоют — все, заткнулись. Двор хоть и длиннющий, а на целую песню не хватает.

Получай, Валерочка, новое письмо.

Это подумать только, если б я тогда не пошла к Цыпе, мы б с тобой в жизни не встретились бы! Я как вспомню, аж спине морозно. А я ж не хотела больше туда ходить. Я, Валерка, кончать решила с этой музыкой. Так Петуху и сказала, когда он звать меня пришел. А он говорит: «Тем более, попрощаешься хоть. Сегодня вся компания собирается. Студент еще один придет. С гитарой». — «Ну и что мне студент ваш!» — говорю. Я б не пошла. Я из-за матери своей пошла. Она стонать стала: «Не ходи, Венера. Пойдешь, не вернешься». А это мне хуже всего, когда не верят. Собралась и пошла.

Приходим. Все загалдели: «Венерка, Венерка пришла!» Стопку наливают. Я говорю: «Не буду и не привязывайтесь. Я тут у вас вообще последний раз». Отцепились.

Другие девчонки знаешь как? Вот надумают из такой шараги смыться, а нипочем! Забоятся. А я сказала — все. Хотя я у них самая молодая. Райке восемнадцать, Ирке двадцать стукнуло, Полине и вовсе двадцать три, самая старая. Мне, когда к ним пришла, шестнадцати не было.

Ну сидим, они маг завели, кассету новую запустили. А я смотрю на них на всех: и что я столько времени шилась с вами? Все одно и то же — напиться, накуриться, на улицах граждан попугать. Скукота. А грязища! И как я только здесь ночевать оставалась? Нет, все, все.

А тут еще к нам домой классная приходила, Валентина Павловна. Сказала, меня капитаном баскетбольной команды назначили. Скоро спортивный лагерь открывается, так на меня тоже путевка выписана. И насчет школы чтобы не беспокоилась: они там подсчитали все мои пятерочки-четверочки и — хоп! — перевели в десятый.

А я ведь последний год, можно сказать, почти и не ходила. А хоть и приду, до того спать охота, глаза сами закрываются. А вот представь: вызывают, сама не знаю, откуда берется, так отщелкаю, меньше четверки это уж никак, а то и пятак заработаю. У меня с ученьем всегда чик-чик. Я не хвалюсь, Валерка, это ты просто не знаешь, какая я, так все учителя говорили. Мне разок послушать — как врезано. И твои слова все до одного помню. И стихи, что ты мне начитывал. Иногда выберу какое-нибудь под настроение и сама себе говорю.

Ну вот, сидим у Цыпы, они все уже хорошо поддатые. Я смотрю на них, ну до чего дураки! Правильно инспекторша Роза Гавриловна говорила: кончать надо. Я уже встала уходить — ты!!! Вошел и стоишь в дверях. Рубашка синяя, глаза еще синей. Я посмотрела — умерла.

Ты, Валера, ту рубашку пока не носи, у тебя ж их мильон. Меня встречать пойдешь, тогда и наденешь. Это, пожалуйста, прошу.

Ты посмотрел на всех глазами синими и пошел к столу. Раиска тут же вскочила и к тебе. Стул за собой волочет. Села рядышком и что-то тебе на ухо нашептывает. Меня как подхватило. «А ну чеши отсюда, долгоносая!» Она заметушилась, глаза в разные стороны. «Ты что, Венерочка, ты что?..» Ну я два раза повторять не стала. Она меня знает, тут же шлангом свернулась и уползла, даже стул взять позабыла. Я села рядышком с тобой, а самой страшно: вдруг тебе не понравилось? Ну, думаю, не понравилось — в жизни так не буду. А ты посмотрел на меня, глаза синие-пресиние, у меня прямо сердце покатилось, такие синие. Ничего не сказал, усмехнулся только. Ладно, думаю, проехало. А дальше посмотрим.


Рекомендуем почитать
Сердце и камень

«Сердце не камень», — говорит пословица. Но случается, что сердце каменеет в погоне за должностью, славой, в утверждении своей маленькой, эгоистической любви. И все же миром владеют другие сердца — горячие сердца нашего современника, сердца коммунистов, пылкие сердца влюбленных, отцовские и материнские сердца. Вот об этих сердцах, пылающих и окаменевших, и рассказывается в этом романе. Целая галерея типов нарисована автором. Тут и молодые — Оксана, Яринка, Олекса, и пережившие житейские бури братья Кущи — Василь, и Федор, и их двоюродный брат Павел.


Схватка со злом

Документальные рассказы о милиции.


Повести. Рассказы

В сборник вошли повесть «Не родись счастливым», посвященная жизни молодого талантливого хирурга, уехавшего работать в село, повесть «Крутогорье» — о заслуженном строителе, Герое Социалистического Труда Г. Бормотове, а также лучшие рассказы писателя: «Мост», «Меня зовут Иваном», «Пять тополей» и др.


Сыновья идут дальше

Роман известного писателя С. Марвича «Сыновья идут дальше» рассказывает о жизни и борьбе рабочих Устьевского завода под Ленинградом в годы революции, гражданской войны и начального периода восстановления народного хозяйства. Отчетливо отражена организационная роль партии большевиков, запоминаются образы профессиональных революционеров и молодых членов партии, таких, как Буров, Дунин, Башкирцев, Горшенин, Чебаков. Читатель романа невольно сравнит не такое далекое прошлое с настоящим, увидит могучую силу первого в мире социалистического государства.


Море штормит

В книгу известного журналиста, комсомольского организатора, прошедшего путь редактора молодежной свердловской газеты «На смену!», заместителя главного редактора «Комсомольской правды», инструктора ЦК КПСС, главного редактора журнала «Молодая гвардия», включены документальная повесть и рассказы о духовной преемственности различных поколений нашего общества, — поколений бойцов, о высокой гражданственности нашей молодежи. Книга посвящена 60-летию ВЛКСМ.


Зеленая ночь

В сборник Иси Меликзаде «Зеленая ночь» вошло несколько повестей и рассказов, повествующих о трудящихся Советского Азербайджана, их трудовых свершениях и подвигах на разных этапах жизни республики. В повести «Зеленая ночь» рассказывается о молодом леснике Гарибе, смело защищающем животный мир заповедника от браконьеров, честно и неподкупно отстаивающем высокие нравственные принципы.


Тень Жар-птицы

Повесть написана и форме дневника. Это раздумья человека 16–17 лет на пороге взрослой жизни. Писательница раскрывает перед нами мир старшеклассников: тут и ожидание любви, и споры о выборе профессии, о мужской чести и женской гордости, и противоречивые отношения с родителями.


Задача со многими неизвестными

Это третья книга писательницы, посвященная школе. В «Войне с аксиомой» появляется начинающая учительница Марина Владимировна, в «Записках старшеклассницы» — она уже более зрелый педагог, а в новой книге Марина Владимировна возвращается в школу после работы в институте и знакомит читателя с жизнью ребят одного класса московской школы. Рассказывает о юношах и девушках, которые учились у нее не только литературе, но и умению понимать людей. Может быть, поэтому они остаются друзьями и после окончания школы, часто встречаясь с учительницей, не только обогащаются сами, но и обогащают ее, поскольку настоящий учитель всегда познает жизнь вместе со своими учениками.


Рассказы о философах

Писатель А. Домбровский в небольших рассказах создал образы наиболее крупных представителей философской мысли: от Сократа и Платона до Маркса и Энгельса. Не выходя за границы достоверных фактов, в ряде случаев он прибегает к художественному вымыслу, давая возможность истории заговорить живым языком. Эта научно-художественная книга приобщит юного читателя к философии, способствуя формированию его мировоззрения.


Банан за чуткость

Эта книга — сплав прозы и публицистики, разговор с молодым читателем об острых, спорных проблемах жизни: о романтике и деньгах, о подвиге и хулиганстве, о доброте и равнодушии, о верных друзьях, о любви. Некоторые очерки — своего рода ответы на письма читателей. Их цель — не дать рецепт поведения, а вызвать читателей на размышление, «высечь мыслью ответную мысль».