Полтора года - [3]

Шрифт
Интервал

А утром встала и снова все нипочем. Подумаешь, полтора года! Вот еще день проскочил, все меньше. Я отсюда выйду, мне еще и восемнадцать не стукнет, вся жизнь впереди, надейся и жди. А главное — ты, Валера. Ну и пусть я тут, зато мой Валерочка не загремел никуда, ходит по воле, гитара за спиной. А минует печальное время, мы снова обнимем друг друга (песня такая). А покуда он мне письма писать будет. Двести семьдесят одно письмо! Помнишь, сам сказал. «Минимум через день будешь получать».

Не буду я получать, Валерка! Куда ж ты мне писать будешь, ты даже адреса моего не узнаешь. Тут от кого получать можно? От отца с матерью, от деда с бабкой, ну еще от брата с сестрой. Всё!

Ты, Валера, видел когда-нибудь, чтобы я плакала? Я лучше разорусь-раскричусь, руки в ход пущу, а плакать — ни за что! Я, Валера, так плакала, все внутри рвалось. Потом девчонки позаснули, я одеяло с головы скинула. Думать стала. Думала-думала, наверно, полночи думала. И придумала!!! Ей-богу, Валера, никто не придумал бы, а я придумала. Только тогда и заснула. Так разоспалась, девчонки утром еле растолкали.

А теперь слушай.

Они ж не знают, что у меня нет деда, откуда им знать! Его не только я, его моя мама, дочка его, не видела — она родилась, он погиб уже. Он на первый год войны погиб. Ему было столько, сколько тебе сейчас — двадцать два. Вот ты и будешь мне писать, будто ты — это он. И подписываться: «Твой родной дедушка Валерий». А я отвечать буду: «Милый мой, дорогой дедуля, синие глаза, я тебя целую миллион сто тысяч раз. Твоя любимая внучка Венера».

Утром на завтрак потопали. Само собой — строем. Накладывают столько, лопнешь запросто. Потом одни в школу, другие на производство. Производство тут вот какое: из трикотажного полотна шьют майки, футболки, рубашки. В горошек, с цветочками, с зайчиками, с птичками. Чистое хэбэ, самый дефицит. Мастер стала машину показывать, как на ней строчат. Я посмотрела, посмотрела, говорю: «А давайте попробую». — «Попробуй, — говорит, — только не смущайся, с первого разу ни у кого не получается». Ладно, то ни у кого, а то у меня! Первая строчка, правда, наперекосяк, а потом ничего, пошло. Наш мастер, Евдокия Никифоровна, кто тут давно, тетя Дуся зовут, другую подозвала. «Смотри, — говорит, — новенькая-то в момент схватила». Погоди, думаю, тетя, я тут у вас еще и не так схватывать буду. Если захочу, конечно.

Потом на обед пошли. Опять тарелки чуть не через край. И куда в них столько влезает, ведь все подобрали, как вылизали. То-то, думаю, вы все тут как коровы.

Потом кто в школе был, на работу пошел. А мы в школу. Про школу описывать не буду. Учительницы — мед с сахаром.

Вот сижу на уроке, а сама в уме дедуле моему ненаглядному письмецо строчу. Третий урок — контрольная. Я листочек беленький получила и давай по-настоящему письмо тебе катать. Стали листки собирать. «А где же твой?» Я, сиротка бедная, головку наклонила, сама чуть не плачу. «Ну ничего, ничего, — училка утешает, — сегодня не получилось, завтра получится». Мне даже жалко ее сделалось.

А день идет, ну никак не кончается, никак вечер не настает, чтобы мне с Ирэн повстречаться, письмо ей передать.

Воспитательницу девчонки Ирэн зовут, на самом деле Ирина Николаевна. Они говорят, ей не то двадцать четыре, не то двадцать шесть. А на вид от силы двадцать. А когда засмеется, ну девчонка и девчонка. Фигурка классная. Волосы точно как мои были, посветлей только. На пальце кольцо, значит, замужем. И еще вот чего. Я здесь уже вон сколько дней, ни разу не слыхала, чтобы она ругалась на кого. Только раз одну к себе подозвала, а все равно ругаться не стала, посадила против себя, чего-то объяснять начала. Девчонка слушала-слушала, вдруг как заревет. Я-то вижу: придуривается. Ну сейчас, думаю, охмурит она эту Ирэн как маленькую. А ничего подобного! «Слезы, — говорит, — твои ненастоящие. Ни о чем ты не жалеешь, ни в чем не раскаиваешься». А та, правда, утерлась и пошла себе. Майка звать.

Вот такая эта Ирэн. А мне, знаешь, что сказала? «Тут есть много такой работы, которую любить нельзя. Но что поделаешь — приходится». И верно, ну кому охота туалеты драить…

Ладно, описываю дальше.

День прошел почти. На работе были, в школе отучились, дежурства отдежурили. В самоподготовку пошли. Самоподготовка — тот же класс. На стене доска, карта большая. Ирэн за столиком. Кто чего недопонял — к ней. Одна чуть не десять раз подошла. Герасим звать. Только не знаю, где у нее Муму.

Еле дожила, пока они с уроками своими разделались. Для меня уроки что! Чик-чик и все дела. А эти пыхтят, страницы мусолят. Одна только, Инка-принцесса, есть тут такая, нос кверху, вместе со мной кончила. Вытащила книжку, читать принялась. Наконец все отпыхтелись. Ирэн из-за своего столика поднялась. Я за ней.

Голову в дверь просунула. Она улыбается. «Пожалуйста, Венера». Мне сразу так весело сделалось. Вот, думаю, здорово, что к ней попала, а не к кому еще, хоть к той грымзе, что девчонки Сенсой зовут, а как на самом деле не знаю. Эта увидела меня в коридоре, сразу к себе пальчиком.

— Это ж за какие прегрешения? — И на голову мою лысую кивает.


Рекомендуем почитать
Повелитель железа

Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.


Горбатые мили

Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Белый конь

В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.


Безрогий носорог

В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.


Писательница

Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.


Задача со многими неизвестными

Это третья книга писательницы, посвященная школе. В «Войне с аксиомой» появляется начинающая учительница Марина Владимировна, в «Записках старшеклассницы» — она уже более зрелый педагог, а в новой книге Марина Владимировна возвращается в школу после работы в институте и знакомит читателя с жизнью ребят одного класса московской школы. Рассказывает о юношах и девушках, которые учились у нее не только литературе, но и умению понимать людей. Может быть, поэтому они остаются друзьями и после окончания школы, часто встречаясь с учительницей, не только обогащаются сами, но и обогащают ее, поскольку настоящий учитель всегда познает жизнь вместе со своими учениками.


Тень Жар-птицы

Повесть написана и форме дневника. Это раздумья человека 16–17 лет на пороге взрослой жизни. Писательница раскрывает перед нами мир старшеклассников: тут и ожидание любви, и споры о выборе профессии, о мужской чести и женской гордости, и противоречивые отношения с родителями.


Рассказы о философах

Писатель А. Домбровский в небольших рассказах создал образы наиболее крупных представителей философской мысли: от Сократа и Платона до Маркса и Энгельса. Не выходя за границы достоверных фактов, в ряде случаев он прибегает к художественному вымыслу, давая возможность истории заговорить живым языком. Эта научно-художественная книга приобщит юного читателя к философии, способствуя формированию его мировоззрения.


Банан за чуткость

Эта книга — сплав прозы и публицистики, разговор с молодым читателем об острых, спорных проблемах жизни: о романтике и деньгах, о подвиге и хулиганстве, о доброте и равнодушии, о верных друзьях, о любви. Некоторые очерки — своего рода ответы на письма читателей. Их цель — не дать рецепт поведения, а вызвать читателей на размышление, «высечь мыслью ответную мысль».