Полтавский - [3]
– Когда добрались?
– Когда прибыли. Это надо было видеть. Воображаешь, какие мы показались, вылезая из трюмов, хорошие! Нас от негров нельзя было отличить. Нас с неграми путали. Вот как было. А ты говоришь, поезд. Мы тронулись, что ли?
– Слава богу, поехали.
– А еще был случай…
– Володя, у тебя билеты?
– Послушай, я их не брал.
– А куда я их сунула, ты не знаешь?
– Галочка, я даже не могу предположить.
– Ах, нашла. В сумочку, во внутренний карман положила. Вот, пожалуйста.
– Был еще случай. К слову сказать, в поездах тоже мы натерпелись.
– У нас здесь всегда поезда отвратительные; не знаешь, какой хуже, скорый или простой.
– А вот я тогда ехал на место службы.
– Почтовый, – ну совершенное диво, только посмотреть.
– Послушай, я дорасскажу.
– Я слушаю внимательно.
– Я тогда ехал на место службы. Можешь себе представить: транссибирская магистраль, черт знает, какие сутки пути, а у моего сына испуг, он нечеловечески кричит во сне. Мы ничего не могли поделать.
– Надо его отливать.
– Но видишь ли, какое дело, два десятка вагонов, рельсы, искрами рассыпающийся – миллиардами искр, – все укрывающий снег и больше ничего. Тайга бескрайняя. Никто на помощь не придет, никто не подскажет. Что делать? – терпеть и успокаивать.
– А соседи? – не одни же вы ехали, – не проявили участия?
– Какое там. Они нас извели. Ну вот, ты можешь себе помыслить? Это ведь тяжелое несчастье, ребенок. Ну что мы в силах изменить?
– Он же страдает, мучается.
– Это не то слово. И мне уже мужчина, военный, – за стенкой ехал, в соседнем купе, – невысокого роста, крепкий, – стал угрожать. Я говорит, – ты посмотри, какой, – я ударю его, еще раз закричит. Буду бить кулаком. Ты представляешь?
– Сволочь.
– Это не придумаешь нарочно.
– Таких в тюрьму.
– Я его, конечно, могу в какой-то степени понять, но мужчина – это ведь не просто так, должно быть какое-то сострадание. Отчего в несчастии, в стесненных условиях, а мы мучались в равной степени, не сочувствие, не поддержка, не подбадривание – в человеке рождается злоба?
– Ты знаешь, это такой закон психики.
– Почему, – я не могу уяснить, – не возвысить собрата и самому не возвыситься? Почему унижать и тем чувствовать свою силу?
– Это необходимость организма. Мне кажется, все отрицательное: муки и всякое накопившееся, должно излиться, притом на ближайшего, потому что на далекого и злость будет какой-то дальней, не настоящей. А если упрятать внутрь, пожалеть соседей, а самому от мук не избавиться, то не известно еще, что с психикой может статься.
– Ты же также страдаешь, как и я, ты себя успокаиваешь, так и меня успокой.
– Организм не обманешь. Это в него заложено, такое самосохранение.
– Помоги брату, поддержи.
– Изливать и избавляться, не копить жестокость против себя.
– Ну, не знаю.
– Такой закон. Кушать будешь?
– Ты знаешь, мне думается, еще рановато, мы не выехали еще из города. Вот где мы сейчас проезжаем? Ты узнаешь?
– Мост уже переехали.
– Правда?
– А что, нет?
Я не заметил.
– Переезжали. Вот-вот из города выедем.
– Так значит, открыли туалет.
– А ты уже хочешь?
– Ну, во-первых, тебе следует переодеться. Нужно руки помыть и умыться. Меня всего потом обкидало, как дождем.
– А я сейчас узнаю про туалет.
– Галочка, постой, послушай, я тебе хочу сказать. Приблизься. Я пойду за тобой следом, ты возьми полотенце, мыло. Ах, уже взяла. А бумагу? Бумагу. Я говорю, бумагу туалетную. Ничего, ничего. Иди.
– Молодой человек, послушайте, уже выдавали белье? Но его разносят, по крайней мере? Не разносят? Скажите тогда, что с двадцать девятого и с тридцатого будут брать. Это мы: я и моя жена. Вы нас запомните, мы едем внизу. А деньги сейчас дам, сейчас, одну минуточку, повремените, одну минуточку. Не уходите, молодой человек, я уже достаю, не уходите. Какой вы скорый. Нужно подождать, если пожилой человек просит, нужно проявлять уважение. Вот, пожалуйста. Пересчитайте, будьте любезны. Вы не думайте, старость и к вам придет, вы повнимательнее к старикам относитесь. Что за юноша? Какая-то суетливость, несобранность, раздражительность какая-то, безответственность. Почему белье не разносят? Возмутительное безобразие.
– Ах, вот уже и ты.
– Иди скорее, много людей в очереди. Я за тебя попросила женщину, она пропустит.
– Послушай, молодой человек взял деньги, я еле заставил его принести нам белье.
– Я бы сходила, напрасно ты утруждался.
– Ничего, он молодой, а мне уже, да и тебе, не просто.
– Напрасно. Я бы именно и насчет чая выспросила.
– Да уж про чай я и не заикался. Он бестолковый, ничего не соображает. Он бы только перепутал.
– Ну, ты не волнуйся, главное. Иди. Вон женщина зовет.
– Да, я пошел. Будь добра, передай салфетки.
– Зачем? Я тебе там оставила.
– Ах, оставила? Ты очень хорошо обо мне заботишься, мне очень приятно.
– Ну, не достаточно, нет, мало все-таки.
– Нет, нет, очень даже.
– Ну, ладно. Иди.
– Иду, иду. Знаешь, что тебе скажу? Ты много обо мне заботишься.
– Так и нужно. Иди, а то не пропустят.
– Ну, я пошел.
– Иди.
– Вы разрешите, мне лишь на минуту приподнять. Попридержите здесь, пожалуйста. Все, можно садиться. Садитесь. А вы знаете, я и не знаю. Хотя езжу этим поездом давно. Я каждый раз еду именно этим поездом, но не припомню, чтобы он, как вы говорите, шел через Кременчуг. Это был всю жизнь полтавский поезд. Нет, и номер у него сохранился: двести тринадцать. Ну, разве что отцепляют. А так, я всегда помню, что он прибывает в семь часов утра и идет только через Ромодан. И на обратном тоже. Нет, нет, это вы, наверное, что-то путаете. Он и обратно через Кременчуг не проходит. Он и отправляется с Киевского вокзала, а в Кременчуг наоборот, необходимо с Южного. Это вы не так поняли. Нет, нет. Перепутали. Ну, я езжу каждый раз, я, очевидно, знаю. Нет, нет. Ну, не знаю. Хотя вот что: его могли уже в последнее время переназначить, из-за ремонта, из-за переделок. Сейчас многие поезда, да все почти что, поменяли направление. Но каким бы образом ни было, через Кременчуг он вряд ли пойдет. Мы в Полтаву прибываем в семь утра, когда же ему быть в Кременчуге? Тогда спрашивайте у проводника. Я не знаю, что вам еще рассказать. Ты уже вернулся. Что, не пустили?
Ему тридцать лет. А соседская женщина говорила, что он некрасивый: редкие зубы, неровные, нехорошая округлость в лице, тонкий ломкий волос, бесцветные глаза. Над ним смеются, и он смеется со всеми, а думает другое, давно думает другое.
Юность на исходе. Так неужели вы не слышите этот шум ветра в кронах тополей? Нужно успеть написать последние письма. У всех нас была юность, а многие ее позабыли, давно позабыли, как пустой сон.
Бесконечная поэзия украинской природы, ее глубокая тайна, пропавшая в ее объятьях детская душа. Напрасно пытаться ее спасти, спасенья нет. Музыка слов, и печаль среди смеха.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».
Книга посвящена французскому лётчику и писателю Антуану де Сент-Экзюпери. Написана после посещения его любимой усадьбы под Лионом.Травля писателя при жизни, его таинственное исчезновение, необъективность книги воспоминаний его жены Консуэло, пошлые измышления в интернете о связях писателя с женщинами. Всё это заставило меня писать о Сент-Экзюпери, опираясь на документы и воспоминания людей об этом необыкновенном человеке.
«Старый дом на хуторе Большой Набатов. Нынче я с ним прощаюсь, словно бы с прежней жизнью. Хожу да брожу в одиноких раздумьях: светлых и горьких».
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.