Польский рассказ - [34]

Хаживал к нам один такой, по фамилии Гроссвальд, мужчина высокий, из себя представительный, с ястребиным носом и палкой в руках, ни дать ни взять горец из тирольцев. Точнее сказать, приходил он не к нам, а к нашим немцам, Хинтерхеймам. Несколько раз, бывало, я заставал его на кухне. Сидит он на лавке или стоит посреди комнаты и о чем-то, видно, беседует с Хинтерхеймами, а может, и не беседует, а просто так себе сидит. И в знак приветствия он всегда кивал мне головой, а я ему отвечал: «Гутен таг, герр Гроссвальд!» Правда, было у меня предчувствие, что… Но, признаться, я не мог тогда понять, в чем тут дело и с чем это связано. Мне нравился этот старик, но в то же время и не нравился. Из себя он был вроде бы и приятный, но что-то в нем вызывало какие-то неясные подозрения. Нет, нет, не подумайте, что я имею в виду какой-то сговор с Хинтерхеймами или злой умысел против хозяйства, владельцем которого я стал, во всяком случае формально, поскольку в действительности… Но это уже другой разговор, потом я расскажу вам, какие фактически обязанности я исполнял в этом хозяйстве, когда там еще немцы сидели. А старый Гроссвальд… Да, у него тоже имелось хозяйство где-то в верхней части деревни, хозяйство совсем крохотное, да и каким оно могло быть? Тесное ущелье, крутые склоны, и кругом лес. Одна беднота там и жила, в небольших домишках, все больше лесорубы да батраки из имения, хозяин которого еще в апреле сбежал на запад. Был я там раза два, местечко, правда, красивое, я и сам бы не прочь пожить там на даче в мае или, скажем, в октябре, когда желтеют листья. Там еще и весной 1946 года, пожалуй, все дома стояли пустые, а если кто поселялся, то все больше из городских, непутевых, а настоящему крестьянину делать там было нечего.

Вот оттуда-то и приходил навещать наших Хинтерхеймов старый Гроссвальд, да и просиживал у них целые часы или стоял посередь кухни, опираясь на свою суковатую палку. Отчего только он один к нам ходил, сказать не могу. Стариков-то ведь было много. Я встречал их порой в деревне, когда они шли куда-нибудь в гости или в лавку, а поскольку мне они всегда кланялись приветливо и улыбались, то и я им отвечал: «Гутен таг, герр Гансефлайш!» или «Гутен таг, герр Гильдебрандт!» Они любят, когда их по фамилии величают. Вы, может, полагаете, что это о том говорит, будто они хотят как-то выделиться или подчеркнуть свою важность? Прежде, правда, и я так думал, но после того, что со мной случилось в верхней части деревни, я теперь иначе на это дело смотрю. Теперь-то я их раскусил, все они на одно лицо. Старички эти добрячки, с которыми я всегда так вежливо раскланивался: «Гутен таг, герр Доннертаг!» или: «Гутен таг, герр Виндельбанд!» Хитрецы эти сами себя разоблачили, даже того не ведая, и оказалось, что неясные подозрения у меня были не зря.

Но в ту пору, когда старый Гроссвальд хаживал к Хинтерхеймам… Старые люди вообще отличаются приятной внешностью, особенно мужчины, женщины — те-то, пожалуй, нет, они не любят стареть, пытаются бороться со старостью, и оттого лица у них злющие и неспокойные. Простите, не у всех, конечно, да вот, к примеру, наша старуха Хинтерхейм. Она была женщина вполне милая и даже благородная, настоящая провинциальная барыня, вроде нашей Бахледской в Поронине. Эти барыни, какую страну ни возьми, повсюду на один манер, как наседки, вне зависимости от того, что они высидят: коршуна или голубя. Да и опять же, откуда знать, кем был ее сын, Гельмут? Посмотришь, чистый голубь, как и другие, а что он выделывал там, на востоке, до того, как потерял руку, разве узнаешь? Впрочем, может быть, совесть у него была и чиста, иначе он вместе с другими мог бы вовремя сбежать на запад.

Но все это разговор другой, не о Хинтерхеймах сейчас речь, а об этом хитреце, которого я столько раз приветствовал: «Гутен таг, герр Гроссвальд!» Честное слово, знал бы я все его имена, обязательно бы ему угодил и приветствовал полным титулом: «Герр Пауль Роберт Гроссвальд». Но после той штуки, которую он выкинул со мной там, в верхней части деревни, я и вовсе перестал приветствовать его по фамилии. Хватит с него и просто «Гутен таг».

Но дело в том, да вы сейчас и сами убедитесь, что и обвинить-то его, собственно, не в чем. Конечно, лично я могу иметь к нему претензии, но если глянуть на дело с другой стороны или передать его, скажем, в суд, старик по всем статьям окажется чист. Да, да, именно потому, что был не один. Их там, думаю, было не меньше восьми. Никак не меньше, а я один-одинешенек.

После этого случая я, признаться, стал уж было думать, что он специально для меня приходил к Хинтерхеймам. Чтобы я, значит, получше его физиономию приметил. Вы скажете — чепуха? Допустим, но когда вообще все дело чертовщиной пахнет, тут еще и не то в голову придет.

Не припомню уж, по какому делу я зашел в тот день к солтысу. Может, так просто, поговорить, а может, и чекушку распить — у него всегда самогон водился. Но, помню, в тот раз мы ни капли не выпили. Ни капельки. Он был по горло в делах: корпел над какими-то не то докладами, не то отчетами, которые надо было отсылать в гмину. В ту пору у нас что ни месяц все разные списки составляли, оно, впрочем, и понятно — такая стояла круговерть: скотина то на госпоставки шла, то на левый убой, да и люди — то новые приходили, то старые куда-то девались.