Польский пароль - [13]

— Крути телефон — комбата давай!

Вахромеев располагался где-то неподалеку, на соседней улице, а слышно было плохо, будто из глубокого колодца доносился голос.

— Але! Але!! — кричал красный от натуги Савушкин. — Это «Пихта» говорит! «Пихта» говорит!

— Не «Пихта», а «Елка», — раздался спокойный, громкий голос Вахромеева (вот чертов телефон — заработал!).

— Чего, чего?

— Твой позывной, говорю, не «Пихта», а «Елка». Я же вчера тебе трижды повторил, вдалбливал!

— А, черт! — выругался Савушкин (он вечно путал эти позывные). — Одним словом, танки прут! Слышишь?

— Слышу, не кричи. И не паникуй. Держись за штаны.

От этого ехидного, ровного голоса старшина сразу как-то обмяк, даже, пожалуй, застыдился. Помолчал, поглядывая в чердачное окно.

— Я-то за свои держусь, слава богу. А вот вы чего делать будете: они ведь в обход вам идут. Мне отсюда видно.

— Ладно, — сказал Вахромеев. — Насчет танков понял. Сколько их?

Савушкин повернулся к связисту и автоматчикам, стоявшим у окна: сколько там, сосчитали? Так как ответили по-разному (то ли сорок, то ли тридцать пять), то старшина уверенно округлил:

— Около пятидесяти!

— Принято. Теперь доложи свою обстановку.

— У меня в норме, — сказал Савушкин. Назвал потери, упомянул про подбитую, брошенную по дороге пушку, похвалил. своих ребят, приданных «парников-напарников» — тоже (хватко мужики молотили фрицев, задористо — чего там говорить!). — Одно слово, дом взяли, проветрили, сидим туго, как грузди в кадушке. Не выковырнешь.

— Ну-ну, — кашлянула трубка. — «Ерема хвалился, да в берлогу провалился». Слыхал? И вообще, гляди не прокисни в своей кадушке. Готовься к новой прогулке, понял? Задачу я тебе поставлю позднее.

Савушкин, конечно, смекнул, что предстоит новый бросок. Стало быть, наступление наращивается. И правильно, если начали, надо и кончать, надо полностью брать этот самый «фестунг Тарнополь». Вот только как брать без танков? Вчера ни одного ни в батальоне, ни в полку не имелось, а как же сегодня? Ведь за танком или самоходкой на улицах воевать-то куда веселее, чем по-пехотному: вперед грудью, «бронированной» солдатским ватником. Немцы вон соображают, что к чему: танки погнали.

— А «коробочки» будут?

— Не обещаю. А вот борща горяченького а тебе сейчас подброшу, это точно. Встречайте ребят минут через десять.

— И на том спасибо, — кисло усмехнулся Савушкин.

Вместе с телефонистом старшина спустился с чердака, прошелся по этажам, расставляя солдат по окнам с учетом обзора секторов стрельбы — на случай возможной атаки немцев. Велел пособирать по комнатам вороха канцелярской бумаги да выбросить ее к чертовой матери в окна, не то начнется бой — вся вспыхнет, пламенем-пожаром пойдет.

Первый этаж Савушкин сам для себя определил главным в смысле обороны. Ну и при наступлении тоже здесь предстоит накапливаться, отсюда и бросок начинать — не прыгать же со вторых этажей! Петеэровцы со своими «оглоблями» заняли два окна по правой стороне— с видом на боковую улицу, а сержант Бойко, парень богатырского сложения, установил сорокапятку в окне слева (сумели-таки ребята протащить пушку через разломанные двери!).

Большинство солдат, что находились в комнате, спали приткнувшись к стенам: артиллеристы — прямо подле пушечных станин, петеэровцы — у своих ружей, а минеры, те дрыхли, подложив под головы коробки противотанковых мин («Во дают! — изумился Савушкин. — Надо будет приказать им, чтоб выбросили отсюда свои «погремушки», хотя бы в подвал, что ли. А то, не дай бог, сдетонируют от случайной гранаты или мины — весь дом разнесет…»).

Сержант Бойко вытягивал из вещмешка сухой паек, аккуратно раскладывал на подоконнике сало, рыбные консервы, помятую буханку хлеба. Подкинул на ладони ядреную головку чеснока, похвалился:

— Ось дывиться, старшина, якый добрый часник! Мов басурманська дуля. Це мэни вчора одна бабуся позычила, подарувала. Сидайтэ рядом, куштуйтэ.

— Успеется, — отмахнулся Савушкин. — Ты вот что, репа пареная, давай-ка эвакуируйся от окошка. А не то схватишь от немцев настоящую «басурманскую дулю». Вон на дворе-то совсем светло стало.

— Цэ вирно! — согласился артиллерист, сноровисто смел с подоконника съестные припасы прямо на пол, на плащ-палатку, и тут же захрустел, заработал мощными челюстями.

— Ты бы чеснок для борща приберег, — посоветовал старшина. — Сейчас должны нам сюда бачок с борщом доставить, в счет завтрака и обеда. Так что повремени.

— А ничого! — усмехнулся сержант. — Хай нэсуть. Я и борща зьим, и перловку, колы буде, и цей шмалец, и сгущенку. Було б шо исты!

Позвонили из батальона: к ним вышли двое из хозвзвода. Пусть встречает Савушкин, если понадобится, пусть прикроет огнем — мало ли что бывает…

Он разбудил двух автоматчиков, послал их через двор — навстречу, а сам с сержантом Бойко пристроился у крайнего окна: оба стали так, чтобы хорошо просматривалась улица.

Вскоре появились посыльные с борщом — держали за ручки большой алюминиевый бидон, в какие на фермах обычно сливают надоенное молоко. Шли, прижимаясь к стенам домов, почему-то по противоположной стороне улицы и теперь оказались прямо напротив окна. «Вот балбесы! — ругнул их Савушкин. — Надо было раньше, еще вначале, перейти улицу, там безопаснее. А здесь же открывается впереди площадь, а за ней — уже фрицы. Не дай бог, увидят — сразу шуганут из миномета!» Он помахал из окна солдатам: дескать, вернитесь чуток назад, там переходите.