Польские повести - [160]

«Вот олухи, — мысленно хохотал он. — Смотрят на мою Марысю жадными глазами, но ни один из них не может выйти из своей роли. Бжезинский — потому что он инспектор и член бюро, Юзаля — потому что расследует это чертово дело, в котором, должно быть, замешана и эта женщина — ведь не напрасно Горчин уже подготовил на ее место кандидата. Только мне и можно смеяться над всем и делать все, чего душа пожелает. Например, пойти к ней или взять ее к себе в номер на всю ночь. Или пить здесь до рассвета и плести что вздумается».

«Ну и компания, — злился Бжезинский. — Скомпрометированная председательница Совета, о которой люди говорят так ужасно… Кто ее знает, вывернется ли она из этой аферы с квартирами… Глава воеводского комитета партийного контроля, какой-то журналист, который черт знает зачем тут вертится, и еще я вдобавок, в довольно двусмысленной роли. Черт меня дернул сюда прийти! Кофе ему захотелось, этому деду Юзале, черт бы его побрал! Можно было в конце концов взять две чашки этого дурацкого кофе и отнести их в номер».

— Товарищ редактор, — спросил он вслух, — вы приехали к нам по какому-нибудь особенному делу или вообще?

— Я-то вообще приехал, но обычно из этого потом получается какое-нибудь особенное дело. Или даже несколько дел. Если уж человек проделал такую дорогу, ему хочется заполнить свой блокнот… А у вас есть что-то на примете?

— Разумеется. Я уже сам хотел послать статью в вашу газету. В прошлом году нам передали новую школу, выстроили к тысячелетию Польши, и уже нужно делать чуть ли не капитальный ремонт. Крыша протекает, штукатурка отвалилась, а после каждого дождя вода заливает подвал.

— Это не моя специальность, инспектор, — рассмеялся Валицкий. — Это скорее годится для заявления в прокуратуру. Правда, товарищ Юзаля?

— Да оставьте вы меня в покое. И кофе не дадут выпить, — буркнул Юзаля.

— Правильно, — поддержала его Венцковская. — Мы и так по целым дням делами занимаемся. Стефан, пойдем потанцуем. Ужас до чего люблю это танго.

— Что это за тип, этот редактор? — спросил Бжезинский, когда Венцковская и Валицкий пошли танцевать.

— Работает в нашей газете. Недавно. Переехал из Варшавы.

— Интересно. Обычно все в Варшаву переехать норовят, а он…

— Ну, видно, не все.

— Конечно, если человек вынужден бежать куда глаза глядят, это дело другое.

— Я его не спрашивал, как-то неловко было. Но он кажется мне порядочным парнем. Я его даже полюбил за эти дни.

— Не нравится мне, что он так быстро у Венцковской в кумовьях оказался.

— Он просто не привык терять времени зря, — улыбнулся Юзаля. — Кто знает, будь я помоложе… Мировая бабенка! Люблю дамочек в теле.

— Ну, что вы, товарищ председатель…

— Ох! — Юзаля веселился все больше. — Я правду говорю. Когда-то мне нравились такие женщины. Человек знал, что имеет дело с женщиной, а не с каким-нибудь заморышем, вроде теперешних. Да вот хоть бы и в этом зале, посмотрите. Одни только худобы и сидят, точно их голодом морят… черт бы их побрал!

— Мы не должны с ней здесь сидеть, — нервничал Бжезинский, — и особенно вы. При ее аховом положении она сейчас кого хочешь может охаять. Но Горчин ее прижал-таки к стене.

— Не знаю, уж как и к чему он ее там прижал. — Юзаля впервые позволил себе двусмысленное замечание по адресу Горчина, но он хотел таким образом спровоцировать инспектора, и это ему удалось. — Говорят, он бабник каких мало, как по-вашему, это правда, инспектор? Вы знакомы с этой, ну как ее… а, черт, все забываю… А, с доктором Буковской, из больницы?

— Я не хотел об этом говорить, но раз вы знаете… Да, пожалуй, это уже секрет полишинеля.

«Шиш я, брат, знаю. Достаточно только упомянуть о чем-нибудь, повторить какую-нибудь мелкую сплетню, а уж вы найдете десятки подтверждений, потому что это освобождает вас от соблюдения лояльности, вашей глупой лояльности, такой, как вы ее понимаете… Здесь, однако, уже пахнет не сплетней, слишком уж много одинаковых мнений об этом… так что легко от этого не отмахнешься… Ты, Михал Горчин, впутался в глупую историю, и тебя придется судить. Да, и осудить сурово, по-партийному, хотя, может быть, ты с законом в самых лучших отношениях. Ты знал, что тебя здесь ждет, и должен был считаться с ответственностью. Так что мы теперь тебя оценим как полагается».

— Что для вас? — Вопрос официантки заставил его очнуться.

— Может быть, тоже такого вина, а? — обратился он к Бжезинскому. — И две чашки кофе.

— Это способная девушка, интеллигентная, — продолжал Бжезинский, которого не смутило молчание председателя. — У нее есть свое мнение, и она охотно занимается общественной работой, что опять-таки не так уж распространено в ее среде. И она, должно быть, действительно чему-то научилась в медицинской академии, люди ее хвалят. А при этом она чертовски красива… к несчастью для нашего секретаря. И зачем ему это было нужно? Ведь его жена тоже недурна собой.

— Вот именно. На кой черт ему это было нужно! Знаю я таких мужиков, которым одной бабы мало. И всегда это плохо для них кончалось, всегда осложняло им жизнь.

Вернулся Валицкий со своей партнершей. Все выпили, не чокаясь. Венцковская вдруг проявила инициативу.