Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века - [124]
Таким образом, заключение русско-польского революционного союза заставило Мерославского сбросить маску, обнаружило неискренность его заигрываний с русскими революционными демократами. В напряженное время кануна польского восстания генерал и его партия выступили как самые ярые враги сотрудничества с революционной Россией, ослабляя этим революционные силы самих поляков. Издателей «Колокола» это утвердило в «далеко не высоком» мнении о Мерославском: «Думаю, – писал Бакунин, – что несчастное, чудовищное тщеславие может довести его даже до дел преступных». Вначале русские революционные эмигранты решили не реагировать на бешеные наскоки генерала, предоставив Центральному Национальному комитету отвечать на них. Однако не прекращавшиеся со стороны Мерославского оскорбления и особенно его заявление о сговоре «Колокола» с царизмом «вырвали из молчания» Бакунина, в середине декабря 1862 г. направившего в редакции французских газет статью «Варшавский Центральный комитет и русский военный Комитет». Она была опубликована в газете «Le Courrier de Г Europe» («Вестник Европы») в виде открытого письма ее редакторам и частично в газете «Le Siècle», а в начале января 1863 г. вышла в виде брошюры на русском, польском и французском языках. Бакунин надеялся, что польский текст статьи опубликует «Przegląd rzeczy polskich», а тысячу ее оттисков удастся распространить как «по всем углам польской эмиграции», так и в самой Польше – в Королевстве Польском, Галиции и Познани. Он мечтал даже о переводе статьи на все славянские языки, о чем писал, в частности, чешскому революционному эмигранту Йозефу Фричу. Все это свидетельствовало о том значении, которое он придавал ознакомлению общественного мнения в Польше и за границей с фактами, разоблачавшими демагогию Мерославского. Эту позицию разделяло и революционное крыло польской эмиграции, помогавшее Бакунину в деле перевода его статьи на польский язык и публикации ее в парижской прессе. Русско-польский революционный лагерь в целом считал чрезвычайно важным разоблачить Мерославского, разбив выстроенные им преграды на пути совместной революционной борьбы двух народов>314.
Брошюра Бакунина должна была внести существенный вклад в достижение этой цели. Изложив историю взаимоотношений Мерославского с «Колоколом», Бакунин вскрыл последовательные стремления генерала играть роль единственного представителя польской нации. Он опроверг «странное» антипатриотичное заявление Мерославского о том, будто Центрального Национального комитета вовсе не существует, подчеркнув, что вокруг ЦНК «группируются […] все патриотические надежды Польши». «Генерал Мерославский, – говорилось в брошюре, – стараясь подорвать доверие своих соотечественников к этому Комитету польского спасения и умалить его значение в глазах общественного мнения Европы, действовал не как хороший гражданин». Бакунин обращал внимание на тот факт, что клевета Мерославского против ЦНК была тотчас подхвачена журналом «Le Nord» («Север»), издававшимся в Париже на средства российского правительства. Это был важный штрих к характеристике этого «польского патриота», который больше всего заботился о собственных престиже и власти даже в ущерб общему делу национальной борьбы. Правда, в заключение Бакунин выражал надежду, что как только восстание в Польше разразится, Мерославский «вовремя окажется в Варшаве», примет участие в «ужасной и неравной борьбе в качестве генерала или простого солдата» и при этом порадуется, увидев русских солдат и офицеров «не в рядах угнетателей, а в рядах защитников польской свободы». Но эти слова не могли изменить впечатления от брошюры, воспринимавшейся как разгром позиции «железного Людвика» и его партии, как разоблачение вредной сущности мерославщины. Так рассматривал ее и сам генерал, опубликовавший «Последний ответ генерала Мерославского г. Бакунину»: он обвинил Бакунина в фальсификации своих писем и в разглашении содержавшихся в них секретных сведений. Брошюра Мерославского, датированная 20 января 1863 г., вышла в свет уже в разгар восстания в Королевстве Польском и отнюдь не способствовала примирению генерала с русскими революционерами. Ненависть Мерославского к ним, а особенно к Бакунину, которого он называл «заядлым и подчеркнутым врагом польской независимости» и обвинял в «двуличии родового завистника польской мощи», нашла проявление в клевете и интригах генерала против Бакунина и его «креатур», имевших место как во время восстания, так и после него, в 1860-х гг.>315
Все это являлось свидетельством того, что борьба русских революционных эмигрантов против Мерославского и его идеологии накануне восстания 1863 г., несмотря на то, что генерал вносил в нее элемент личной вражды, носила глубоко принципиальный характер как борьба подлинной революционности против революционной демагогии и авантюризма, подлинного интернационализма революционеров-демократов против шляхетского сословного национализма. Целью ее было укрепление польского революционного движения, поддержка польской повстанческой организации и ее руководства. И не случайно с таким интересом к выступлениям Бакунина против мерославщины относилась польская эмиграция, прежде всего ее «левое», демократическое крыло. Подтверждением этому служило, в частности, письмо А. Жабицкого Я. Н. Яновскому от 22 января 1863 г. с обещанием выслать брошюру Бакунина. По-видимому, с ней ознакомился и 3. Падлевский, что вызвало уже упоминавшееся его резкое требование «пресекать узурпацию Мерославского на каждом шагу». Как клевету и раскольничество поведение генерала расценили патриоты и в самой Польше: подпольная газета «Ruch» выступила против него в защиту Центрального Национального комитета. Полемика между Бакуниным и Мерославским привлекла внимание и заграничной общественности: Ф. Энгельс писал о ней К. Марксу 17 февраля 1863 г., верно подметив, что одной из главных причин является национализм в вопросе о границах. Важнейшим подтверждением того значения, какое имела схватка Бакунина с генералом, стал также огромный интерес и внимание к ней царской агентуры, которая сделала из нее собственные выводы и постаралась использовать в своих целях. Считая Мерославского опасным революционером, российские власти боялись его связи с «Колоколом», грозившей укреплением русско-польского революционного сотрудничества, и были рады способствовать разрыву отношений между ними. Агент III Отделения Ю. Балашевич-Потоцкий даже постарался целиком приписать себе заслугу возбуждения ссоры между генералом и Бакуниным, так как в анонимных письмах к последнему в декабре 1862 г. сообщал об интригах Мерославского против русских революционеров, обвинял его в доносах и предательстве. И хотя свои выступления против генерала Бакунин предпринял еще до получения этих писем, тем не менее, сам факт активной деятельности царских агентов, направленной на подрыв отношений между польской и русской революционной эмиграцией, говорил о том, какое значение придавало им российское самодержавие, как оно боялось революционного союза двух народов
