Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века - [123]
Мерославский предупреждал, что на Центральный Национальный комитет набросится «вся патриотически революционная пресса Польши». Это предвидел Бакунин и уже 12 октября 1862 г. писал Лугинину, что инициаторам заключения русско-польского революционного союза «нужно остерегаться врагов, вроде Мерославского, готовых воспользоваться всеми средствами, чтобы возбудить против них польские национальные недоразумения и тем ослабить их влияние». Предупреждал он и непосредственно поляков, в частности, Я. Амборского, которому в письме от 15 октября указывал на намерение генерала «оклеветать и по возможности ослабить наше влияние в Центральном Комитете в Варшаве». А 18 октября Бакунин убеждал Цверцякевича в необходимости для ЦНК издать манифест к эмиграции, чтобы противодействовать интригам Мерославского, «старающегося захватить власть в свои руки». О «чудовищной оппозиции», которую сторонники генерала создадут работе Центрального Национального комитета, он писал и Коссиловскому 20 октября 1862 г. и не ошибся. Мерославский немедленно прервал переговоры в Париже с представителем ЦНК Даниловским, публично отмежевался от всякой связи с Комитетом и развернул кампанию в своем журнале «Baczność» и на страницах французских газет, требуя не смешивать Центральный Национальный комитет с его собственным Революционным комитетом. Генерал называл воззвание ЦНК к «Колоколу» «бессмысленным» и «совершенно нелепым», сетовал на то, что «Przegląd rzeczy polskich» не дал ему надлежащего отпора, тогда как оно «оскорбило национальные чувства» поляков, «усомнившись в патриотизме двух земель, веками сросшихся с Речью Посполитой». Мерославского возмущало, что в воззвании говорилось о каких-то «нациях», «живших в границах Польши до разделов», и особенно то, что оно «позволяло каждому народу решать свою судьбу». Центральный Национальный комитет, утверждал генерал, тем самым «продал» издателям «Колокола» Русь и Литву, отдал их «в кабалу», в «ленное владение», то есть предоставил «будущей возрожденной Москве» две трети польской земли взамен за «гуманитарные элегии» «Колокола», за ничего не стоящие «обещания сочувствия и помощи». Мерославский считал этот шаг ЦНК «предательством, худшим, чем Тарговица», и усматривал его корни в политической незрелости членов ЦНК – этих «малолетних государственных мужей». Но особенную ответственность он возлагал на молодую революционную эмиграцию, представители которой вручили «Колоколу» «печальной памяти адрес», провозгласивший право наций на самоопределение. «Паломничество» этих «геростратов» в «Лондонскую Мекку панславизма» он расценивал как объявление «бесконечной гражданской войны между дисциплинированной и определенной революционностью, которая хочет монолитной, неделимой и демократической Польши, и всякими вредными революционными течениями». Генерал обрушился и на позицию, занятую в вопросе о русско-польском революционном союзе «несчастным киевским студенчеством, которое, не сумев научиться истории собственной нации у своих профессоров, учится у москалей сказочным легендам о Рюриковичах и за несколько лондонских завтраков с Бакуниным уступает “Колоколу” все захваты Рюриков». Но особое раздражение вызвало у Мерославского участие в переговорах между ЦНК и «Колоколом» его старого недруга со времен генуэзской военной школы 3. Падлевского, которого он заклеймил именем «отрепьевского недоноска». Другого участника лондонских переговоров А. Тиллера он назвал «панславистом» и «присяжным поверенным московских радикалов», обвинив его в сговоре с Бакуниным с целью «расчленения польской национальности». Доказательство его «измены» генерал видел в издании Тиллером после заключения русско-польского революционного союза воззвания, призывавшего поляков в случае рекрутского набора идти в русские войска для распространения там пропаганды. По мнению Мерославского, воззвание имело контрреволюционный смысл, так как якобы призывало к отказу от польского восстания, предлагая ждать спасения лишь от революции в России>312.
Это утверждение Мерославского показывало, что мишенью его нападок были не только «недостатки» в разрешении национального вопроса, допущенные Центральным Национальным комитетом при заключении русско-польского революционного союза, но и сама идея совместных и скоординированных революционных действий обоих народов. Утверждая, что Польша никогда не стремилась к таким действиям и не просила Россию протянуть ей дружескую руку, журнал «Baczność» заявлял в номере от 25 октября 1862 г.: «Русская революционность нам непонятна; участие в ней поляков – загадочно». Подчеркивалась беспочвенность надежд на русскую революцию, о которой «до сих пор мало кто слышал, а если и слышал, то недоброе». «Несколько личностей, вне России, в эмиграции бичующих царизм, – писал журнал о редакции «Колокола», – это не есть Россия […]. Ее общественные слои сумеет расшевелить разве только какое-нибудь потрясение, вроде потопа, раз ни польская кровь, ни возмущение западных народов, ни насмешки европейского общественного мнения не произвели на них впечатления». От такой России, утверждал орган Мерославского, полякам бессмысленно ждать помощи, и мысль о сотрудничестве и союзе с ней «не выдерживает здравой критики», а потому «хотеть, чтобы наша нация, давно уже созревшая в революционном отношении и в течение двух лет находящаяся в страшном повстанческом напряжении, ожидала, один Бог знает, как долго, пробуждения Москвы, еще дремлющей в хаотическом беспорядке, это значит разве что хотеть сознательно мучить ее до тех пор, пока она снова не впадет надолго в рабское оцепенение». Журнал указывал, что именно такую цель преследуют и представители реакции, выступающие против восстания, и призывал одинаково бдительно относиться как к ним, так и к тем, кто требует от поляков ждать революции в России для совместного с ней выступления. Тем самым Мерославский и его сторонники причисляли инициаторов заключения русско-польского революционного союза, «столь скользкого и подозрительного», к контрреволюционерам. Они заявляли, что «Колокол» «мистифицировал» «польское добродушие», обманул «иллюзорными выгодами» незадачливых польских революционеров и в сговоре с царским правительством выдумал басню о союзе с несуществующим Центральным Национальным комитетом
