Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века - [109]
На первых порах дела в Кунео шли неплохо. Школа не утратила своего политического характера и выступала как представительница польского народа и польской эмиграции в Италии. Большая заслуга в этом принадлежала Годлевскому, который чаще всего представлял школу во время торжественных случаев: так было, например, на банкете в связи с годовщиной итальянской конституции, где он от имени школы благодарил итальянский народ за гостеприимство. Ученики школы активизировали также сношения с итальянским революционным движением, и в июле 1862 г. М. Лянгевич встречался на Капри с Гарибальди по поручению Высоцкого. Школа установила постоянный контакт с родиной, в частности, с варшавской «красной» организацией, поддерживала связи с польской молодежью в российских университетах, в том числе с тайным студенческим обществом поляков в Московском университете. Сам факт существования школы, как отмечал «Głos», имел «огромное моральное влияние на всю страну»: «Школа, – писал журнал, – представляет собой неизмеримую помощь для всех дел партии движения, и дальнейшее ее поддержание […] является одной из самых больших услуг, какие в нынешние минуты перед восстанием может оказать делу революции молодая эмиграция. […] Существование школы и ее военная организация […] имеет также неизмеримое значение как воплощение нашего стремления к вооруженному действию». Однако существование школы оказалось недолгим. В школьной среде продолжались политические споры, часть учеников была несогласна со строгим уставом, оставшиеся же в школе сторонники Мерославского во главе с Б. Колышко подогревали недовольство. Происходили ссоры и дуэли, так что комендант был вынужден прибегать к арестам, а часть учеников, выразив недовольство, ушла из школы. В такой ситуации итальянское правительство, испытывавшее сильное давление со стороны России и Пруссии, решило в интересах дипломатии пожертвовать школой: ее закрытие должно было стать платой за признание этими державами объединенной Италии. Об этом итальянский премьер-министр Ратацци сообщил вызванному в Турин Высоцкому, и 24 июня 1862 г. школа была закрыта, но итальянское правительство заключило с польской молодежью тайное соглашение о помощи в переводе школы в другую страну и выплате ей крупной суммы денег. Посоветовавшись с учениками, Высоцкий выбрал Англию как новое место для школы, и вскоре Падлевский и Сузин были направлены в Лондон. Узнавший обо всем этом Мерославский выступил с «Нотой по поводу роспуска польской военной школы в Италии», где, подчеркнув свои заслуги в ее создании, доказывал, что школа является его «сугубо личным делом», что по отношению к ней он «приобрел справедливейшие права и неоспоримое отцовство», и его добровольное устранение от руководства было вынужденным и временным. Он обвинял Высоцкого, который, подвигнутый «неразумной завистью польской реакционной партии относительно патриотических успехов Мерославского», завладел его детищем – школой, «не чувствуя никаких обязанностей по отношению к ней», сорвав тем самым планы утверждения ее правового статуса. Соглашение Высоцкого с Ратацци он называл «спекуляцией», продажей не только школы, но и самого права поляков на убежище в Италии. «Политическое гостеприимство не покупается и не продается, – утверждал Мерославский. – Генерал Высоцкий не имел и не мог иметь полномочия торговать […] правом убежища своих соотечественников». От своего имени и от имени Любомирского он заявил решительный протест. Но молодые патриоты встали на сторону Высоцкого: от их имени Общество польской молодежи обратилось к нему с благодарственным письмом. Большинство польских эмигрантов также осудили «Ноту» генерала, так как ее опубликование вынудило скомпрометированное итальянское правительство аннулировать соглашение с поляками. В связи с этим «Przegląd rzeczy polskich» назвал «Ноту» «пренебрежением личной честью и национальным достоинством», а В. Мицкевич заклеймил ее как «предательство», как «самый грязный из поступков» Мерославского, нанесший школе непоправимый удар. Тем не менее, удалось договориться о возможности для молодых эмигрантов остаться в Кунео в качестве учебного коллектива, им было назначено пособие. Финансовая поддержка предоставлялась и тем, кто покидал
Италию, однако большинство учеников школы остались, ожидая намечавшегося перевода в Англию. Когда эти планы рухнули, возникла надежда на участие польской молодежи в походе Гарибальди на Рим, о чем вел переговоры 3. Годлевский. Часть учеников выехала в Париж, рассчитывая, что будет организована экспедиция в Литву, часть отправилась в Турцию и Молдавию, надеясь оттуда проникнуть в Польшу, чтобы участвовать в назревавшем восстании. Как сообщалось в агентурном донесении, уже в первой половине сентября 1862 г. в Варшаве тайно проживали около 30 бывших учеников военной школы>274.
Польская военная школа в Италии просуществовала всего 9 месяцев, но за столь короткий срок она обучила военному делу 300–400 человек, выпустила 150 инструкторов. Все ученики школы вскоре приняли участие в восстании 1863–1864 гг. в Королевстве Польском, а многие (в частности, Ю. Петровский, Г. Василевский, В. Яблоновский, Ю. Оксиньский, Р. Рогиньский) еще накануне восстания активно помогали в Польше его подготовке. Б. Колышко, Ф. Выслоух, Р. Сковроньский, В. Мрочковский, 3. Хмеленьский, Ю. Оксиньский, П. Сузин, Т. Юрковский, Ф. Грылиньский, Соледзкий, А. В. Моссаковский во время восстания командовали военными отрядами, другие же бывшие ученики служили солдатами и в случае поражения отряда переходили в иные действующие формирования, как, например, Т. Нешокоч, К. Шубартовский, В. Вага, В. Богуславский и др. Многие выпускники школы работали на различных постах в повстанческой организации: так, комиссарами повстанческого Национального правительства были Г. Василевский, Ю. Петровский, В. Бехоньский, С. Шаховский, К. Сикорский и др. О самоотверженности этих молодых людей свидетельствовало прежде всего то, что лишь несколько десятков из них осталось в живых. Погибли в боях П. Сузин, Г. Василевский, 3. Квятковский, С. Семеньский, К. Ставярский, К. Шубартовский, Я. Витковский, А. Вольман, Ю. Бялобжеский, А. Микулич, К. Харковский, М. Рачиньский, К. Никольский, Соледзкий, Л. Лютыньский и многие другие. Попавшие в плен были расстреляны, как Т. Нешокоч, или повешены, как Б. Колышко и Ю. Петровский; многие из молодых повстанцев были отправлены на каторгу в сибирские рудники. Пример самоотверженной борьбы молодых патриотов – воспитанников польской военной школы в Италии имел огромное моральное значение. Не менее важны были и те революционные идеи, которые они несли на родину и стремились осуществить в восстании; в частности, большую роль играл факт их особого внимания к решению социального вопроса и активной агитации среди крестьянства. Они представляли наиболее радикальное крыло повстанческой партии «красных», противостояли всем проискам реакции и способствовали созданию в сентябре 1863 г. революционного повстанческого правительства
