Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века - [101]
Чтобы разъяснять неизбежность восстания, генерал развернул широкую повстанческую агитацию: в воззвании 10 мая 1861 г. он подчеркивал, что момент взрыва уже близок, и требовал встретить его «бдительностью и единением». План восстания, разработанный во всех деталях, он изложил в воззвании 1 марта 1861 г., а позже в специальном руководстве «Косинёрская муштра». Его название указывало на расчеты привлечь к восстанию крестьянство, поскольку из крестьян и рекрутировались вооруженные косами повстанцы (косинёры). Очередным планом Мерославского предусматривалось одновременное выступление на всей территории Королевства Польского; все русские гарнизоны должны были быть разоружены или разбиты. В каждом уездном городе шляхта во главе крестьянских отрядов должна была захватить власть и сформировать повстанческий отряд, затем отряды из соседних уездов предполагалось объединить в воеводский лагерь – базу для атаки на губернский центр. Освобожденная территория становилась плацдармом для формирования регулярной повстанческой армии. Сроки начала восстания Мерославский обусловливал «счастливым моментом стечения благоприятных обстоятельств внутри и вне страны». К таким внешним факторам он относил войну в Европе или революцию в России. Польше же предстояло подготовиться духовно и подготовить материально-техническую базу восстания. Это означало проведение повстанческой агитации, особенно в «забранных провинциях», и организацию закупки и пересылки оружия. Генерал планировал производить оружие и на местах, готовить там лошадей и упряжь. Для подготовки военной силы он намечал провести всенародную посословную перепись населения, чтобы в случае взрыва восстания распределить различные категории народа по роду оружия. Предполагалось, что шляхта будет служить в кавалерии, горожане в стрелковых, техническая интеллигенция в артиллерийских и саперных частях, а еврейское население возможно использовать на интендантской службе. Крестьяне же вооружались пиками и косами и, лишенные инициативы, становились ударной силой под командой шляхетских офицеров. Таким образом, страх Мерославского перед «геростратизмом» обуславливал отстранение «полудикой», «серой» массы крестьянства от подготовки восстания и руководства борьбой. К руководству допускалась только шляхта, но лишь «при условии рыцарского подчинения ее правилам воинствующей демократии», разработанным генералом. Это стремление сохранить и в восстании существующий аппарат шляхетской администрации свидетельствовало о том, что распространявшиеся в эмиграции и в самой Польше слухи о ненависти генерала к шляхте были не обоснованы, и сам он усердно их опровергал>248.
Поначалу Мерославский приветствовал постановление Земледельческого общества от 25 февраля 1861 г. о возможности наделения крестьян землей на основе добровольного соглашения держателей наделов со своими помещиками. Генерал расценил его как проявление осознания шляхтой своего патриотического долга, но критиковал документ за расплывчатость, за стремление отделаться мелкими подачками крестьянству. Он старался убедить помещиков, что их кровные интересы требуют присоединения к борьбе за свободу Польши. В воззвании 10 мая 1861 г. он заявил: «Напрасно […] привилегированные до сих пор ряды общества пытались бы отделить свою судьбу от случайностей народной жертвы и застраховать от них хотя бы остаток своего имения и крова. Всем имуществом своим и кровью, предназначенными отечеству, они не откупятся более от гонителей, которые намерены все это забрать бесплатно, если только этому намерению не помешает повстанческая помощь». Пугая шляхту, Мерославский возлагал на нее задачу «широко и глубоко распространить органический заговор всего народа во всех слоях общества», «ликвидировать пропасть, которая еще отделяет ее от крестьянства, искренне протянув ему руку и подняв из бездны рабства так, чтобы на призыв восстания […] восстала вся Польша как единый двадцатимиллионный народ». Вспоследствии, сожалея о роспуске Земледельческого общества, он указывал его бывшим членам на необходимость выполнить поодиночке этот долг, подчеркивая особое значение такого шага для крестьянства «забранных провинций». В воззвании 10 мая 1861 г. отмечалось, что осторожность, внушившая Александру II «мысль отсрочить полное освобождение крестьян от крепостного ига», «подала тем оружие польской шляхте». Обращаясь к этой последней как к «остатку избранного народа», генерал патетически вопрошал: «Неужели ты задумаешься перед этой Божьей милостью, неужели пропустишь и этот последний вечер, предназначенный тебе для победы?». Позже уже печатный орган сторонников Мерославского «Baczność» не уставал призывать шляхту опередить царизм и тем ускорить начало вооруженной борьбы, после успешного завершения которой помещикам было обещано вознаграждение понесенного ущерба. Мерославский оговаривал только одно условие – установить такой размер выкупа крестьянских повинностей, чтобы «учиненное помещиками благодеяние во всяком случае подавляло собою все возможные петербургские указы в таком духе». Само «благодеяние» он стремился выдать за «факт, совершившийся бесповоротно», и как можно шире оповестить о нем крестьянство, особенно на Украине. «Вообще, – писал он откровенно, – пускай при этих первоначальных действиях агитации простой народ, преимущественно малороссияне и Литва, привыкнут думать, что все хорошее исходит из Варшавы, а все дурное – из Петербурга»
