Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода - [7]

Грудзёндз, 1990

Феликс в стороне от главных событий. В трамвае кондукторша устраивает ему жуткую сцену и угрожает вызвать милицию, потому что он не прокомпостировал имевшийся у него билет (он не знал, что так полагается). Гостиницы в маленьких городках так давно не видали постояльцев, что днем владельцы закрывают дверь на задвижку, хотя на табличке написано «Открыто», и отпирают далеко не сразу.

– ГДР была очень тихой, упорядоченной страной. Когда я жил в Карл-Маркс-Штадте, там происходил съезд «Свободной немецкой молодежи». В трамваях и на улице было полно народу в голубеньких курточках. Я подумал, что похоже мог бы выглядеть Китай. Дорожное движение слабое, выхлопные газы пахли странно, везде было тихо, только потрескивали трамваи Tatra, – говорит Феликс. – Я пересек границу 14 ноября. В Польше меня поразили повсеместная спешка и беспорядок. Города были похожи на города в ГДР, только здания грязнее, а газоны не ухожены. Люди в автобусах и трамваях сидели, уткнувшись в книжки. Я видел много очередей, главным образом на вокзалах. В очередях люди скандалили. Восточная Германия была явно менее нервной.

Наблюдение за поездами и их съемка, повсеместно распространенное увлечение в Великобритании и достаточно популярное в Германии, даже Восточной, в Польше не находило понимания. На многих зданиях до сих пор виднеются таблички «Фотографировать запрещено», а люди с таким хобби притягивают к себе подозрительные взгляды одетых в форму служащих.

На своем пути он не встречает других заграничных путешественников…

Феликс попадает в Польшу в период быстро растущей инфляции. Злотый молниеносно теряет свою стоимость, что можно понять по пачкам банкнот у стекла в кабине автобуса. Водители, даже отдавая мелкую сдачу, набирали полные горсти денег. Цены основных товаров растут изо дня в день. Молодые демонстранты устраивают хеппенинг на варшавском Новом Свете, протестуя против растущих цен на масло: «Не ела масла и угасла» – такую надпись держит протестующая девушка, сидящая на импровизированных носилках.

Для туриста это очень удобная ситуация. Стоимость ночлега в гостинице равна тридцати пенсам. В гостинице Cuprum в Легнице Феликс обменивает свой небольшой запас фунтов на злотые и становится миллионером. Он едет в Карпач и Познань. Он останавливается в домах туриста, тратит деньги на хорошую еду и чаевые. Обедает в ресторане самого лучшего отеля в Познани. В зале обычно нет никого, кроме него и официанта в красном пиджаке. Когда он вернется в Польшу в 1990 и 1991 годах, сюрреалистический финансовый хаос сменится драмой. Инфляция достигнет уровня в 200 %. Газ, электричество и теплоснабжение подорожают в три раза. Из дорожных впечатлений по пути в Гданьск он запомнит отчаявшихся людей, сидящих на картонных коробках и торгующих сигаретами.

У Феликса необыкновенная память на дороги и города, которые он посещал, – он поминутно приводит польские и старые немецкие названия местностей, в которых останавливался. Он часто попадал в небольшие городки вдалеке от туристических маршрутов, с названиями, звучащими чисто по-польски: Жагань, Жары, Грудзёндз, Мендзыжеч. И Лодзь, самая восточная местность, до которой он добрался. В гостинице он зачастую оказывался единственным постояльцем, иногда ночевал на вокзалах. На пути он не встречает других заграничных путешественников. Он едет, куда идут рельсы, и фотографирует главным образом транспортные средства небольшим фотоаппаратом Olympus XA, который можно спрятать под курткой, не привлекая ненужного внимания.

– Я помню настоящие паровозы,[7] старые, похожие на коробочки двуосные трамваи «консталь», автомобили «сирена», – вспоминает он.

Этим последним пришла пора исчезнуть. «Сиренки», хотя их владельцы быстро привыкали к ним, были известны своими изъянами, неудобством. Множество их можно было встретить на дорогах, все еще на ходу, но и около дорог, брошенными на паркингах, рядом с мусорными контейнерами. Антрополог современности Рох Сулима назвал 1991–1992 годы временем «умирания сирен». В одной Варшаве их было брошено более шести тысяч. В районе Урсынов осиротевшие остовы горели почти каждый день, жители начали даже говорить о «третьей весне горящих сирен».

Августовское солнце в силах придать красоту самым неприглядным уголкам.

Кольцевая развязка Рондо в Слубице, 1989

– Чуть не забыл, у автомобилей были черные регистрационные таблички, но я рад, что и сейчас можно установить, из какого воеводства водитель, – говорит Феликс. Он явно ценит хорошо каталогизированную информацию. Это исключительно аккуратный путешественник – он вел дневник со списком городков и улиц, которые видел, собирал билеты и квитанции.

В Жагани он застрял, пытаясь попасть в Вольштын, где хотел посмотреть паровозное депо. Вокзальный ресторан, довольно элегантный, наводил на мысль о плотных пластах прошлого, как, впрочем, и весь вокзал, крепкий, достойный, прусский, с декоративным паркетом и глазурованной плиткой на стенах.

Внушительное здание было построено в 1913 году, в свои лучшие времена этот железнодорожный узел обслуживал семь направлений. До войны через тогдашнюю станцию Заган проходил Восточный экспресс. Вскоре после путешествия Феликса вокзал в Жагани пал жертвой первых сокращений бюджетных расходов на железные дороги. Постепенно ликвидировались железнодорожные ветки, сейчас вокзал являет собой грустное зрелище, свидетельствует о недостатке денег на ремонт, а оживает только во время мероприятий, проводимых любителями железных дорог. В ресторан войти нельзя: вход закрыт железным листом, но над этими бывшими дверями все еще висит хонтологическая табличка «Ресторан», написанная элегантным баухаусовским шрифтом, а вилка и нож подчеркивают назначение объекта.