Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода - [6]
На снимках Феликса Ормерода, документирующих «дешевые путешествия во времена великой инфляции», ничего этого не видно. Разумеется, здания обшарпаны, информационные таблицы выцвели, но во всех других отношениях Польша, особенно ее небольшие города, кажется вполне приятной и неожиданно спокойной. Вот прекрасный августовский день на старом рынке в Хелмно: клумбы бархатцев, молодежь в разноцветных нарядах прогуливается вдоль восточного фасада. Молодая женщина с ребенком в коляске останавливается перед столовой под названием «Кафе-бар “Тортик”», с вывеской в стиле ретро, как бы ручной работы, с завитушками, под ней непременное декоративное окно, то есть занавески и суккуленты. На другом снимке того же города мы видим толпу туристов, идущих от Грудзёндзких ворот, а на стенах домов – реклама WPHW (витрина скромная – жидкость для мытья посуды и небольшая пирамидка пакетов неизвестного назначения), рядом – «Часы» (магазин явно пуст). Витрины напоминают те, что в 1988 году фотографировал в Польше канадец Дэвид Хлинский, – простенькие витрины с драпированными, плохо отстиранными занавесками и шторками, искусственными цветами и поблекшими плакатами. Через два года витрины уже будут украшены модной фольгой неоновых оттенков. «Иностранные названия и заграничные товары создают впечатление, что находишься где-то в Западной Европе», – слышим в фильме 1992 года, рекламирующем город. Диктор с неудовольствием упоминает кварталы домов из железобетонных панелей и хвалебно отзывается о новом микрорайоне Пилсудского с малоэтажной застройкой, где нас встречает пиццерия-паб под названием «Капучино» [sic!] (на вывеске шрифт Choc – литеры Роже Экссоффона были распространены во всей Польше девяностых годов, трудно поверить, что они были созданы на несколько десятилетий раньше). Грудзёндз кажется прекрасным, хоть и сонным городом. На рыночной площади в деревянных бочках хвойные деревца, в окне большого голубого дома Клуба международной прессы и книги – флаги стран всего мира. Чуть дальше – торговый центр: реклама в стиле шестидесятых, но название на витрине явно ближе к девяностым годам: Grudimpex, от Грудзёндза, импорта и экспорта. Иновроцлав грязноват, зато в нем полно рекламы луна-парка. Везде виден цвет, иногда, разумеется, запыленный, неизменное прилагательное «серый», которое так часто употребляется по отношению к тогдашней Польше, сюда совершенно не подходит. Августовское солнце, разумеется, в силах придать красоту самым неприглядным уголкам, но может ли быть, чтобы польский ноябрь был так же благосклонен к английскому путешественнику?
Польша кажется приятным и неожиданно спокойным местом.
Грудзёндз, Катовице, 1990
Во время нашего разговора Феликс, длинноволосый шестидесятилетний мужчина, держит на плече небольшую бородатую агаму по имени Спайк. Он приехал в ГДР в 1988 году молодым любителем велосипедного спорта, чтобы посмотреть соревнования в приграничном Коттбусе. Государственное туристическое бюро Jugendtourist выдало ему визу в Дрезден, Магдебург и Карл-Маркс-Штадт, а из Коттбуса люди в форме его решительно завернули. И он приехал еще раз, уже после падения Берлинской стены, на экскурсию уже не только в Коттбус, но и в Гёрлиц. Там он сел на ближайший поезд в Легницу («Забронировать международный билет было невозможно, и я поехал без билета, а в Польше заплатил штраф в марках»). Польша оказалась «такой ГДР, где люди ходят напрямик через газоны». Был ноябрь 1989 года. Страна еще месяц будет называться Польской Народной Республикой. У орла на гербе еще нет короны. Но в телевизоре уже есть «Новости ТП», а не «Телевизионный ежедневник», реклама Lilly Chips и телесериал «В лабиринте». В кино идет «Триста миль до неба». На рынках слышатся «Белые розы» Юрия Шатунова, по радио – теплые и меланхоличные звуки гитар Польской молодежной сцены и американский рок Урсулы и группы Lady Pank.[6] Ансамбль «Розы Европы» поет: «Польша как героин, чем дольше ты с ней, тем хуже для тебя». На улицах противники и сторонники абортов обзывают друг друга: «инквизиция» против «сатанистов». Фельетонист газеты «Жиче Варшавы» Марек Пшибылик удивляется новому языку газетной рекламы: «Сексуальные и романтические образцы… не лишенные, однако, крупицы агрессии» – это о шляпах. Радио и пресса сообщают о новом явлении – о безработных, о драмах, вызванных потерей работы. «Сколько из нас думали, что все это кончится мировой империей, войной всех со всеми, ежедневным апокалипсисом? А кончилось очередью за сыром», – суммирует первые впечатления после тектонических изменений горько-сладким профессорским тоном Ян Блоньский. Через неделю после приезда Феликса Ормерода в Польшу Анета Кренглицкая получает титул Мисс Мира. Это главная информация в вечерних «Новостях». В том же выпуске – протесты в чешской Праге. Николае Чаушеску, уверенный в своей власти, категорически отрицает возможность реформ в Румынии по образцу Польши или Венгрии. Не подозревает, что через месяц его ожидает смерть.
Неизменное прилагательное «серый», которое так часто употребляется по отношению к тогдашней Польше, сюда совершенно не подходит.
