Положеніе русскихъ плѣнныхъ въ Германіи и отношеніе германцевъ къ населенію занятыхъ ими областей Царства Польскаго и Литвы - [45]

24) Бѣлаго хлѣба, чего либо мяснаго, масла, сала, сахару въ лавочкѣ нѣтъ. Выписать же ихъ изъ нейтральныхъ странъ комендантъ запрещаетъ, хотя въ лагеряхъ Крейфельдъ, Гютерслоу, выписывать разрѣшаютъ.

25) Выписывать различныя вещи изъ нѣмецкихъ магазиновъ и фабрикъ разрѣшается не непосредственно, а обязательно черезъ лавочку, что удорожаетъ стоимость выписанныхъ вещей (деревянная коробка для вырѣзыванія въ магазинѣ стоитъ 1 марка 95 пфен., черезъ лавку — 3 марки 50 пф. и такъ на всемъ).

26) Деньщики назначаются на 2–3 комнаты одинъ, иначе на 6 человѣкъ, не исключая и генераловъ, и постоянно посылаются на хозяйственныя работы по лагерю.

27) Околодокъ помѣщается надъ лавкой, нѣмецкой кантиной и машиннымъ отдѣленіемъ, почему вѣчный шумъ и стукъ электрической машины.

28) Пища деньщиковъ ниже всякой критики.

29) До свѣдѣнія многихъ изъ насъ дошло, что нашихъ нижнихъ чиновъ принуждаютъ работать въ окопахъ и на фабрикахъ снарядовъ. Въ лагеряхъ Невгамеръ и Ламсдорфъ солдатамъ въ наказаніе не выдаютъ писемъ. 30 іюня — 13 іюля 1916 года».

***

Медицинская часть въ офицерскихъ лагеряхъ была поставлена весьма неудовлетворительно. Это видно изъ приведенныхъ мною выше показаній моихъ товарищей, а равно и изъ слѣдующихъ фактовъ: въ лагерѣ Штральзундъ существовалъ околотокъ, которымъ завѣдывалъ русскій врачъ д-ръ Грацинскій, но онъ находился въ полномъ подчиненіи у нѣмецкихъ врачей, которые парализовали всякую его дѣятельность. Несмотря на все его желаніе оказать какую бы то ни было помощь больнымъ офицерамъ, нѣмецкіе врачи, не считаясь, съ его мнѣніемъ, дѣлали всегда такъ, какъ имъ хотѣлось. Я уже говорилъ, что больному офицеру, чтобы освободиться отъ повѣрки, получить право не ходить въ конюшню обѣдать, получить разрѣшеніе купаться въ ваннѣ и за многими другими мелочами приходилось обращаться исключительно къ нѣмецкимъ врачамъ, ибо, повторяю, свидѣтельство д-ра Грацинскаго совершенно иногрировалось послѣдними. Въ околоткѣ распоряжался нѣмецкій фельдшеръ, между прочимъ прекрасно владѣвшій русскимъ языкомъ, очень непріятный и нахальный господинъ. Онъ больше, занимался контрабандой и доставкой всевозможныхъ предметовъ изъ города, какъ то: сахарина, левулезы и др. замѣстителей сахара, котораго мы получали, какъ видно изъ приведенной выше таблицы, очень мало, а затѣмъ всевозможныхъ дѣтскихъ кашъ: «нестле», «куфеке» и т. д., которыми мы подкармливали себя. Я не говорю уже о томъ, что это обходилось разъ въ пять дороже противъ рыночной цѣны. Медикаментовъ же и перевязочнаго матеріала въ околоткѣ было крайне недостаточно. Я самъ тяжело заболѣлъ, пролежавъ цѣлую недѣлю съ температурой 40 и выше и ничего кромѣ суррогата аспирина, такъ называемаго эрзацъ-аспирина, не могъ получить. Въ городѣ существовалъ лазаретъ, куда отвозили тяжело-больныхъ офицеровъ изъ лагеря, но по разсказамъ этихъ офицеровъ, это заведете можно было бы назвать чѣмъ угодно, но только не лазаретомъ. Такъ напримѣръ, въ комнатѣ со мною вмѣстѣ жилъ одинъ прапорщикъ, онъ былъ тяжело раненъ съ раздробленіемъ лѣвой бедряной кости въ верхней ея трети. Рана зажила, но затѣмъ открылся свищъ, изъ котораго сталъ выдѣляться гной. По моему совѣту и послѣ усиленныхъ хлопотъ д-ра Грацинскаго, его перевели въ лазаретъ для того, чтобы удалить очевидно имѣвшійся секвестръ (омертвѣвшую косточку). Онъ вернулся болѣе чѣмъ черезъ двѣ недѣли назадъ, при чемъ разсказывалъ мнѣ, что нѣмецкіе врачи даже не осматривали его, а ограничились тѣмъ, что приказали какому-то фельдшеру дѣлать ему перевязки и этотъ фельдшеръ смазывалъ ему свищъ и кожу вокругъ свища іодомъ и завязывалъ. Врачъ нѣмецкій за всѣ эти двѣ съ половиною недѣли почти не заходилъ въ лазаретъ и больные предоставлены сами себѣ. Такъ какъ за это «леченіе» съ офицеровъ-удерживается ²/₃ получаемаго ими жалованія, то прапорщикъ нашелъ гораздо болѣе остроумнымъ получать полностью жалованіе и находиться въ нашемъ обществѣ. Такъ какъ гной продолжалъ выдѣляться, то я рѣшилъ приступить къ операціи тутъ же въ комнатѣ съ импровизированными инструментами. Я досталъ кусокъ проволоки, пинцетъ, ножъ, зубные щипцы, случайно сохранившіеся у одного изъ врачей, шприцъ и новокаинъ, приготовилъ всё это согласно правиламъ асептики и при первомъ же зондированіи на глубинѣ двухъ-трехъ сантиметровъ къ своему счастью и еще къ большему счастью больного натолкнулся на косточку, которую и удалилъ безъ всякаго труда, не расширяя даже свищевого хода. Свищъ послѣ этого быстро закрылся. Ясно, что если бы нѣмецкій врачъ, даже если бы онъ не былъ хирургъ, а просто человѣкъ мало-мальски добросовѣстно относящійся къ своему дѣлу, попробовалъ бы прозондировать свищъ, то онъ не могъ бы не натолкнуться на эту самую косточку и съ такою же легкостью удалилъ бы ее простымъ пинцетомъ. Но этого не было сдѣлано. Прапорщика продержали болѣе полумѣсяца въ лазаретѣ, вычли у него изъ содержанія двѣ трети и заставили его заплатить около 20 марокъ за переѣздъ его изъ лагеря въ городъ и обратно.

Въ лагерѣ Штральзундѣ не только офицеры, но и мы, врачи, не имѣли права выходить за проволочный заборъ. Мы имѣли право гулять только внутри лагеря, нѣмцы же на всякой свободной площадкѣ земли старались развести огородъ и главнымъ образомъ картофель, такъ что дорожки, по которымъ мы гуляли, проходили мимо этихъ маленькихъ картофельныхъ полей. Для удобренія почвы нѣмцы обильно поливали эти огороды экскрементами изъ лагерныхъ клозетовъ, а потому вонь стояла невыносимая и намъ все время приходилось дышать этимъ отравленнымъ воздухомъ.