Половодье. Книга первая - [36]
— Дальше-то что? — нетерпеливо спросил Зацепа.
— Дальше сам Керенский слово держал. Лупоглазый и нос крючком, как у вороны. Объявили: товарищ Керенский выступит.
— Товарищем назвали гада? — развел руками Волошенко.
— Тогда все они в товарищах ходили. Так вот… На чем же я остановился?
— На Керенском, — подсказал Зацепа.
— Ну, и хрен с ним! Не хочу я вспоминать его, падлюку. Сколько народу при его царствовании перекрошили в июле!
— Много. Я как раз и был там пятого июля. И тоже слушал Ленина. Вот тысячи народу. И все молчат. Не дышат, каждое слово на лету ловят. Между прочим, Ленин был против июльского выступления. Он говорил, что время не приспело. Надо подыматься не в одном Петрограде, а и по другим городам и селам, и на фронте. Лишь тогда толк будет. Вот что Ленин говорил. И нам сейчас рано еще выступать. Одно село подымется — раздавят нас. А мы пока и десятка в отряд не набрали. Вот что!
— Правду толкует Петр Анисимович. Раз Ленин так сказал — ничего не попишешь. Значит, так и есть, — произнес Зацепа. — Время не приспело. А приспеет, поднимется вся Сибирь — изничтожим контру. И духа ее не оставим!
В летнюю, июльскую пору рано просыпается село. Еще жмется к заплотам и вербам синий морок, еще над озером плавает густая пена тумана, а по дворам побрякивают ведра, протяжно скрипят ворота и калитки. Слышится нетерпеливое ржание коней.
Но улицы безлюдны. Каждый думает, что он встал прежде других и что в такую рань нечего соваться к соседу: спит. Когда взойдет солнце — другое дело. Впрочем, до его восхода остается ровно столько, чтобы дать лошадям корму и выгнать коров в стадо.
А вот и пастух Ермолай. Он идет по улице не спеша, важно, словно благодеяние какое оказывает покровчанам. Жалко только, что нет у Ермолая пуза. Да одежонку ему бы посправнее. Точь-в-точь был бы барином, каких на картинках рисуют.
Шагает мимо окон пастух, приземистый, в пестрой от латок домотканной рубахе и заскорузлых, видавших виды опорках, сосет самокрутку да бичом пощелкивает. А бич тот из сыромяти узором затейливым сплетен, дегтем напитан. Змеей вокруг Ермолая вьется.
Лицо у пастуха заспанное, помятое. Из-под старой киргизской шляпы пиками торчат во все стороны жесткие волосы, а немного пониже — тускло посвечивают добрые глаза. Пыль степных дорог легла на них, не скрыв от людей, однако, светлой, приветливой души пастуха. И чего ей, Ермолаевой душе, не быть такою, коли мир и кормит, и поит его? И раздетым не ходит парень. Бывает, что совсем обносится, рвань на рвани, а потом, глядишь, кто-нибудь и подарит обновкой. Для кого уж и не подходяща одежа — повыносилась, а Ермолаю в самый раз.
И выходит, что не о чем болеть голове пастуха. Хоть говорили: «Богат Ермошка: животов — собака и кошка», да только и это неправда. Никогда и такого богатства у него не было. Один бич сыромятный при пастухе — вот и все хозяйство. А раз нет хозяйства — нет на душе и пятен черных. Неоткуда взяться хитрости и лукавству.
Мычат, помахивая хвостами, коровы. Тянет по улицам запахом парного молока. Судачат бабы. А Ермолай широко улыбается. Весело парню, оттого весело, что за ним идет солнце. Не успеет пастух выгнать гурт к Назьмам, как оно поднимется над бором, яркое, лучистое. Во дворы и в избы заглянет: не случилось ли чего за ночь, пока оно по иным землям ходило.
Но в июле есть день, когда пастуха опережают селяне. Ермолай еще на сеновале чешется, а по улицам подводы постукивают. Верховые из края в край скачут. В это утро выезда на покосы село походит на большую праздничную ярмарку, столько крику и суматохи стоит вокруг.
Прежде Роман встречал с задором и радостью первый день сенокосной страды. Охватывавшее всех буйство передавалось и ему. Споро запрягал коренника и пристяжную, седлал Чалку. Яков же тем временем складывал на телегу литовки, грабли, мешки с харчем, ставил и привязывал пятиведерный лагун с водою.
А теперь Роман сидел на подамбарнике, курил и молча наблюдал за братом.
Смотрел Роман на Якова и завидовал ему. Удачливым выдался брат, везучим. Все у него ладится. Здоров, жену выбрал по себе. Вот и отделяться думает. И заживет не хуже прочих. В богатые, конечно, не выйдет: духу не хватит. Но будет добрым хозяином. Главное — постоять за себя может. И крута мать характером, а уступает Якову. Нет-нет, да и уступит. Взять хотя бы спор с Захаром Бобровым. Смирила свою гордость, отступилась, положилась на решение схода. А Яков пошел неперекор мельнику. И вырвал из Захаровых рук покос на елани. Самого Захара Боброва обошел!
На Якове — брюки в обтяжку, под полосатой ситцевой рубахой сила играет. Того и гляди, что расправит плечи и расползется по швам одежа.
— Иди, Яша, покури. Не наперегонки, поди, чтоб спешить.
— Другие уж выехали, — отозвался брат, взнуздывая коренника. Гнедко вскидывал голову, дико поблескивал глазами, пятился. Он никак не хотел разжать желтые клещи зубов, бунтовал.
— Конь-то с норовом, — заметил Роман.
После очередной попытки взнуздать Гнедка Яков со зла ткнул коня кулаком в морду. Коренник взвился на дыбы и шарахнулся в сторону. У губ мерина закучерявилась красная слюна.
В суровом борении с природой, в напряженном труде родился волевой и мужественный характер, которому по плечу большие свершения. Сегодняшние сибиряки унаследовали его от смелых первопроходцев, поселившихся здесь в XVII веке и утверждавших в Сибири могущество государства Российского. Сибирская вольница уже тогда вела непримиримые классовые бои с хищниками-воеводами. Эти битвы завершились в конце столетия знаменитым Красноярским бунтом. В своей социальной борьбе русские казаки шли рука об руку с простыми инородцами — исконными жителями Приенисейского края.Об истоках сибирского характера, о возникновении дружбы между служилыми людьми и аборигенами Сибири рассказывается в романе «Дикая кровь» Анатолия Чмыхало.
Действие романа происходит на юге енисейской Сибири после гражданской войны. В центре внимания писателя трагическая судьба вольнолюбивого казака, вступившего в конфликт с советской властью. Насильно вырванный из родного гнезда, потерявший все, что ему было дорого, загнанный в тупик, Иван Соловьев не находит иного выхода, как уйти в тайгу и создать отряд из таких же, как сам, бедняков.Достоверное изображение событий, острое, динамичное развитие сюжета, таинственность, которой окутана любовная интрига, сочность языка — все это составляет отличительные черты творческой манеры автора.Издание романа приуроченно к 70-летию известного писателя.
В 1932 году в хакасской тайге объявляется банда «князя» Турки Кобелькова. Все попытки перехватить банду заканчиваются ничем: при малейшей угрозе бандиты бесследно исчезают, растворяясь в лесах. В областное управление ГПУ неожиданно приходит загадочное сообщение: помощник атамана Турки по прозвищу «Леший» пытается установить контакт с чекистами. Кто же он, «Леший»? Раскаявшийся бандит или чекист, каким-то образом попавший в банду?По мотивам повести был снят фильм «Не ставьте Лешему капканы», ставший одним из лидеров советского кинопроката в 1981 году.
Писатель, так или иначе, присутствует в своем произведении - его понимание жизни, убеждения, идеи, симпатии поступают в самой повествовательной ткани. Но с особенной открытостью они звучат в произведении автобиографического плана. Для Анатолия Чмыхало это "Три весны" - роман о его поколении, о его юности, о войне, через которую она прошла, о послевоенном вступлении в жизнь. Три весны - три жизненных этапа: 1941 - когда все еще было впереди, 1943 - когда наступила пора зрелости, 1945 - когда заново начиналась жизнь.
Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.
Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.
«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».