Половина собаки - [13]

Мне было жаль Леди, не понимающую, почему ее держат на цепи. Она изучала, что творится вокруг, нюхала следы прохожих и, похоже, совсем растерялась. Не находя знакомых запахов, она села на землю, задрала морду вверх и завыла почти по-волчьи. Но вдруг она заметила нас, встала, принялась яростно махать хвостом и призывно гавкать: «Сюда! Сюда! Я здесь! Идите сюда, освободите меня наконец!» Когда я присел рядом с нею, она положила передние лапы и морду мне на ботинок. Так она поступает всегда, если боится, что ее собираются где-то оставить.

Погода стояла жаркая, и перед многими собаками находились мисочки с водой, а перед некоторыми — даже с молоком. Мы хотя и принесли Леди бутерброды из буфета, но поить ее лимонадом из бутылки было невозможно. Поэтому отцу пришлось поехать в центр покупать миску, чтобы напоить Леди, а я остался с нею. Пытался дать ей лимонада, наливая его себе в ладошку, но из этого ничего не вышло, только руки сделались липкими. Люди все шли и шли мимо нас, иногда что-то объявляли по радио — там были такие громкоговорители, — но отец все не возвращался. Леди сидела, свесив язык. Наконец почти одновременно приехали отец и Каупо, и когда Леди напилась всласть, Каупо посоветовал мне в свою очередь пойти прогуляться. До тех пор я еще никогда не бывал один в городе, всегда или с отцом, или с матерью, или со всем нашим классом, и мне жутко захотелось одному прогуляться по увеселительному парку — ведь он был совсем неподалеку, по пути на выставку мы проезжали мимо. Каупо дал мне два билета на автобус, отец не возражал, только велел, чтобы через час-полтора я вернулся.

Быть одному в «Луна-парке» это совсем не то, что с матерью. Мать наверняка бы не выдержала «Пещеру ужасов» три раза подряд, а я на третий раз уже сумел даже ухватиться за рукав одного привидения. На качелях провел два «сеанса» и дважды проехался на лебедях, затем дважды побывал в такой штуковине, от которой возникает «морская болезнь», четыре раза стрелял из ружья и ни разу не попал. Затем я решил попытать счастья в кегли и собрал урожай призов: чешскую жевательную резинку, серебряную пуговицу и зеленую расческу. Полтора часа пролетело, как полторы минуты, а на электромобильчиках поездить я еще не успел. Ну потом я поездил на них, правда, только два сеанса, и прошло уже два часа, да и деньги кончились. И когда я вернулся обратно на собачью выставку, Леди уже не было возле того столбика, к которому она была привязана. Отец, миска для воды и Каупо тоже исчезли. Меня буквально охватила паника: что же я буду делать в городе один-одинешенек, у меня ведь и денег нет, и идти некуда… Но тут из громкоговорителя раздалось: «Приглашаем легавых на награждение. Владельцы легавых собак, просим явиться на награждение!» Переходя на бег, я поспешил в сторону палаток. И вишь ты, там, в огороженном веревками кругу, стояли сеттеры со своими владельцами, а мужчина в зеленой шляпе объявлял в микрофон: «Барс, ирландский сеттер. Родители — Реди и Том. Экстерьер: отлично. Золотая медаль. Владелец — Томберг, Таллинн». Хозяйка рыжего вислоухого сеттера гордо промаршировала со своим «золотым» псом к судейскому столу. Человек в шляпе взял следующий диплом и начал читать: «Лади… Извините, Лэди. Английский сеттер. Родители — Фанси и Билл. Экстерьер: отлично. Поскольку собака не участвовала в отборочных испытаниях, она получает серебряный жетон. Владелец — Проман, Таллинн».

И он — Проман, Таллинн — уже в круге с нашей Леди на поводке. Потом я увидел отца, он стоял снаружи круга за веревкой и курил. Какой-то удушающий комок заткнул мне горло. Я пробрался поближе к столу судей и тихонько свистнул: «Фю-ють! Леди, ко мне!» Испуганная, дрожащая Леди моментально повернулась, увидела меня, вырвалась из рук Каупо и стремглав бросилась из круга. Народ разразился смехом. Это было почти столь же эффектное выступление, как мое сольное пение с Мёку на торжественном вечере в школе, но теперь мне было наплевать на смех публики. Леди положила лапы мне на грудь, лизала мое лицо и усердно махала хвостом. «Круг почета! Круг почета!» — протестовал судья. Я слышал, как Каупо объяснял ему: «Позволяю иногда деревенскому мальчишке выгуливать собаку, и она к нему привыкла…»

Затем подошел ко мне, держа диплом в одной руке и две кожаные коробочки в другой:

— Что за цирк ты тут устроил?! Отдай поводок!

— Не отдам! Сам делай свой круг почета, если хочешь! — крикнул я, чуть не плача.

— Отдай поводок Каупо, пожалуйста! — услышал я за спиной голос отца, и это «пожалуйста» звучало, как «Приказываю! Требую!»

Я выпустил поводок и повернулся к кругу спиной. Теперь отец стоял передо мной — рассерженный, бледный. Я не слышал, что он сказал, и не видел, упиралась ли Леди или пошла спокойно с Каупо совершать свой круг почета.

Вернувшись, Каупо любезно подал мне поводок Леди, говоря:

— Ну теперь мы с твоим папой побалуемся пивком!

Но отец сам взял поводок и сказал:

— Поздравляю! Но знаешь, время уже позднее. Тийна начнет беспокоиться… Нам ведь еще до дому добираться, это далеко.

Посмеиваясь, Каупо похлопал отца по плечу: