Половцы, торки, печенеги, берендеи - [35]

Зато неоднократно мы видим черных клобуков выступающими инициаторами набегов в степь. При этом обычно в экспедицию привлекался какой-нибудь удалой молодой русский князь, которому и отдавалось формальное командование. Делалось это, вероятно, для того, чтобы придать походу легальность в глазах Руси и великого князя Киевского, в подчинении которого черные клобуки находились. Знаем три таких случая. Приведу наиболее характерный. В 1190 году «сдумаша лепшии мужи в черных клобуцех и приехаша во Торцьскый к Ростиславу Рюриковичю и рекоша ему: «се половци сее зимы воюют ны часто… а отец твой далече есть…» Ростислав же Рюрикович улюби думу их с мужи своими и посла к Ростиславу Володимеричю (другому «молодшему князю». — Д. Р.) Река ему: «брате! хотел бых ехати на вежи половецькия, а отци наши далече суть (в то время обоих киевских князей, Святослава и Рюрика, не было в Киеве; первый был в Черниговском княжестве, второй в Овруче. — Д. Р.)»; а инех старейших нет; а мы будева за старейшая, а поеди ко мне вборзе». Ростислав Владимирович принял столь соблазнительное предложение, и оба князя «совокупися с черными клобукы и ехаша вборзе изъездом» в степи. Поход был очень удачный, и князья возвратились с богатою добычею и пленными.

Готовность черных клобуков к походам в степи надо в значительной доле объяснять материальной заинтересованностью; в случае успеха они, как и русские князья и их дружины, забирали неисчислимые богатства половцев: табуны, стада, рабов, вооружение, конские уборы, золото, серебро, драгоценные ткани. Мы уже видели, как черные клобуки предпочитали брать в плен половецких ханов, чтобы получать с них откупы. О пленных половцах, которые доставались именно черным клобукам, у нас есть целый ряд летописных известий.

Вряд ли будет правильна точка зрения некоторых ученых, считающих, что если в первой половине XII века черные клобуки — еще горячие русские патриоты, то со второй половины того же столетия они уже начинают «льстить» половцам. Такое мнение основано, в сущности, всего лишь на двух фактах, отмеченных в 1187 и 1192 годах, из которых, мне кажется, не стоит делать такие выводы, тем более что для каждого из этих случаев, кажется, есть свои объяснения.

В 1187 году «сдумав князь Святослав со сватом своим Рюриком поити на половце вборзе, изъездом, поведахут бо им: половци близ на Татинци, на Днепренском броде; и ехаша изъездом без воз. Володимер же Глебович приеха к ним из Переяславля, с дружиною своею, испросися у Святослава и у Рюрика ездити наперед с черным клобуком (выезжать с передовым полком в поле считалось в Древней Руси делом наиболее ответственным и трудным, но в то же время и наиболее почетным и славным. — Д. Р.). Святославу же не любо бяшет пустити Володимера наперед перед сыны своими; но Рюрик и инии вси улюбиша, зане бе муж бодр и дерзок и крепок на рати, всегда бо тосняся на добра дела. Князем же руским идущим на ня из черных же клобук даша весть сватом своим в половци. Половци же слышавше, оже идуть на ня князи рустии, бежаша за Днепр. Князем же руским нелзя бо ехати по них, уже бо росполонился бяшеть Днепр, бе бо весна и возвратишася восвояси». Может быть, эта «лесть» черных клобуков была результатом трений между самими князьями, и эти несогласия в русском стане как-либо коснулись и черных клобуков. Для другого случая, 1192 года, такое объяснение будет еще более вероятным. «Сдумашалепшие мужи в черных клобуцех» и обратились к великому князю Рюрику с просьбой отпустить сына его Ростислава в поход на половцев: «…ехали бо бяху половци на Дунай» и вежи их остались незащищенными. Рюрик не отпустил сына. В походе видим других князей; и вот «доехаша Днепра, черни же клобуци не восхотеша ехати за Днепр, бяхут бо сватове им седяще за Днепром близь, и распрешавшеся и возвратишася восвояси». Здесь особенно странно видеть у черных клобуков сначала инициативу к походу, а затем вдруг — отказ идти из-за того, что в степях обнаружились «сваты». Надо помнить: мы всегда имеем описания событий с точки зрения русского летописца и нам совершенно не известно, что было на уме у тюрков; события изображаются в понимании русских — понимании, которое, вероятно, основывалось на словах черноклобуцких старейшин (как, например, здесь — об обнаружении «сватов»), тогда как истинных настроений черных клобуков мы совершенно не знаем. Не знал их, быть может, и летописец, а если и знал, то не всегда их отражал — в особенности тогда, когда виноваты в неудаче похода были не черные клобуки, а свои же князья, как, по всей вероятности, произошло в 1192 году.

Из этих двух случаев делать какие-либо общие выводы уже потому затруднительно, что в уже следующем году черные клобуки опять стали подбивать князя Ростислава на поход с ними в степь. Теперь, наученные предыдущим отказом великого князя Рюрика отпустить с ними сына, они подговаривают последнего пойти в поход тайно от отца. Ростислав поддался на уговоры, собрал дружину, пригласил еще одного молодого князя, своего двоюродного брата, и, соединясь с черными клобуками, предпринял очень удачный поход на половцев. И русские, и черные клобуки возвратились с богатейшим полоном.